Мандарины – не главное. Рассказы к Новому году и Рождеству

После некоторого замешательства загадывать новогоднюю загадку выпало папе. Мама, правда, сначала потребовала, чтобы папа рассказал загадку ей. Посоветовалась с обеими бабушками. Те, хоть и не угадали, но и подвоха не почуяли.

Подвыпивший папа, заручившийся одобрением женской половины, на голубом глазу загадал:

– Как на черном фоне красным цветом сделать белое пятно?

Дети и взрослые озадачились. Долго совещались, но пришлось сдаться.

Папа принял еще стопку и гордо заявил:

– Надо вставить негру в попу редиску и откусить!

За пропаганду этой крайне негигиеничной, расистской по сути процедуры папу выставили до конца вечера на кухню. Сеня и дедушка, из мужской солидарности, отправились с ним, прихватив закуску и бутылку. По раздающемуся оттуда хохоту нетрудно было догадаться о содержании последующих загадок.

Дедушка Осип за последнее время сильно сдал, сказались годы и болезни. И он, и Самуил были уже на пенсии. У дедушки начали слегка дрожать руки, и поэтому оперировать он уже не мог, хотя консультировал по-прежнему. Очень, правда, переживал. Я слышал, как бабушка Серафима говорила на кухне, что Осип потерял интерес к жизни. Его все старались расшевелить, как могли. Он вежливо улыбался, но продолжал что-то задумчиво оперировать на тарелке.

Чтобы как-то привлечь его к делу, баба Геня опрометчиво попросила его разрезать гигантский торт «Наполеон». Это она погорячилась. Деда Осип встрепенулся.

Для начала он в приказном порядке заставил всех вымыть кухню. Потом устроил разнос из-за плохо наточенных ножей, сказав, что таким инструментом он только зарежет, но никак не разрежет. Подложил под многострадального «Наполеона» чистое полотенце. Долго примеривался к лоснящемуся от заварного крема телу. Спросил, из чего готовили, сколько дней пропитывался, пожурил, что надо было позвать раньше, а теперь может что-то пойти не так и за успех он не может поручиться. Забраковал передник со свекольным винегретным пятном и надел мамин врачебный халат.

Деда Миша напросился в ассистенты. Отказать любимому родственнику и другу Осип Иванович не сумел. Доверил держать салфетки. Я, как кот из циничного анекдота, пристроился под столом в ожидании сладких отходов операционного производства.

Наконец час настал. Яркий свет наспех прикрученной настольный лампы освещал «Наполеон». Рука дедушки перестала дрожать, взмахи были точны и быстры, торт разваливался на абсолютно равные куски с фантастический скоростью. Это было настолько красиво, что все залюбовались, деда Миша так зазевался, что чуть не лишился пальца.

Виртуозно ампутированные куски благоговейно переложили на тарелку и потом даже боялись притронуться, а только смотрели как на произведение искусства. Впрочем, позже все-таки съели, деда Осип сам подал пример. Бабушкин талант тоже нельзя было оставить без внимания.

Новогодняя ночь, как всегда шумная и веселая, заканчивалась. Осоловевших и счастливых детей укладывали спать. Обиженно сопел лишенный праздника Гришка. На кухне женщины мыли посуду.

А уже через неделю елки начали выбрасывать на помойку.

Они валялись, как пьяные девки с бесстыдно задранными подолами. Рваные прошивки из серпантина мокли в грязном снегу. На них безжалостно выплескивались помойные ведра и брезгливо поднимали ноги дворовые псы под бдительным оком атаманши Двойры-ханум.

Потом бессердечный дворник Расул покидал елки в мусороуборочную машину, и на снегу остались только иголки и обрывки блестящего дождика, да и те потом сразу засыпало новым снегом. Праздник кончился.

Рождественская сказка про домового Шушуку, собаку Лору и кота Барона

Дом на Мойке светился праздничными огнями. Морозы в тот год стояли знатные, речка замерзла, только кое-где чернели полыньи, прорубленные для рыбной ловли. Снежные лапы тяжело свисали с каменных парапетов, железная ограда блестела в ярком свете уличных фонарей. Снег хрустел под ногами, как свежие огурцы.

Город готовился к Рождеству, в окнах одна за другой зажигались хрустальные люстры. К дому купцов Одинцовых подъезжали кареты, из них выходили дамы в бальных платьях с наброшенными на голые плечи меховыми накидками. Наряженный по случаю праздника лакей вежливо кланялся, открывая дверь очередным гостям.

Только в доме профессора Павла Петровича Охлобыстина было тихо. Сын, Алексей, на Рождество приехать не смог, прислал телеграмму с извинениями и поздравлениями.