Манекен за столом. Роман-антиутопия

Каждый праздник был так прекрасен, что казался неповторимым.

Больше этого не будет никогда.

Кажется, Шедевра тоже охватило что-то в этом роде, потому что он поволок меня к стойке, и красавчик бармен нас безупречно обслужил. Мы расправились со своими порциями и пошли вниз, чтобы выпить там.

К нам присоединился Бум, как и обещал. По-моему, он стал каким-то сдержанным. Ему это не идет. Глаза у него в любом состоянии сумасшедшие, и когда поведение не приближается к буйному, получается диссонанс.

— Что ты так на меня смотришь? — спросил Бум. — Просто я трезвый.

— Негодяй, — сказал я. — Как ты смеешь?

— А с кем пить?

— Что, не с кем?

— Не с кем.

Внизу было по-прежнему пусто. Штамп тоже попытался нас идеально обслужить, но все разлил.

— Сядем, — сказал Шедевр, не обратив на это внимание.

Новенькая лестница заскрипела, и Лагуна виновато подсел к нам.

Шедевр прищуренным глазом оглядел каждого из нас и стал медленно разливать по бокалам.

— Первый тост, — сказал он. — Кто?

— За то, что было, — сказал я. — За то, что ушло.

— Идет, — сказал Шедевр, и все присоединились.

Бум поморщился.

— Почему ушло?

— Ладно, помолчи, — сказал Шедевр.

Мы надолго замолчали. Неловкости от молчания не было.

— Знаете, друзья, а я уезжаю, — хлопнул вдруг Лагуна.

Мы молча уставились на него.

— Ты что-то сказал? — вкрадчиво осведомился я.

— Я… это, — сказал Лагуна растерянно. — Уезжаю я!

— Куда это? — ласково спросил я.

— С астрономами. В эти, как их, горы. Наблюдать за иными мирами.

Я помолчал, а потом растерянно сказал:

— Ты так, да?

— С каких это пор ты интересуешься другими мирами? — спросил Бум.

Он ничего не знал, и я наступил ему на ногу. Бум очень удивился, но больше не спрашивал.

— Иные миры… — сказал Лагуна, закатив глаза.

Мы стали прятать взгляды. Мы с Бумом стеснительно смотрели в сторону, только Шедевр насмешливо продолжал изучать романтика Лагуну.

— Да… — сказал он. — Вы, ребята, даёте. А как же побережье?

— Какое там побережье…

— Дело, конечно, твоё, — сказал Шедевр. — А ты, Пик, что намерен делать? Случайно не уезжаешь тоже?

— Да нет, — сказал я. — Не уезжаю. — Я подумал, что совсем не знаю, чем занимается Шедевр там у себя в столице. Не спрашивал никто из нас. А сам он молчит. Он хитрый, змей. Скрытный.

— Удачи тебе, — сказал Шедевр, поднимая бокал.

Мы выпили.

— Чем будешь заниматься? — спросил Шедевр.

— Найдется, чем.

Шедевр неопределённо хмыкнул и больше ни о чём не спрашивал, задумавшись о своём.

— Что у вас за торжественное настроение? — спросил Бум.

Мы снова выпили, ни за что. Лицо у меня начало деревенеть. Но до нужного состояния ещё далеко.

— Я проведаю свою малышку, — сказал Шедевр. — Её нельзя надолго оставлять. — Он тяжело поднялся и, тяжело ступая, ушёл.

— Так, значит, — сказал я Лагуне. — Бежишь. Оставляешь меня.

— Ну что ты говоришь такое, — сказал Лагуна. — При чём здесь…

— Ладно, я понимаю, — сказал я. — Я так. А в джунгли мы так и не сходили.

Лагуна виновато улыбнулся и обезоруживающе пожал плечами.

— Так сложилось, — сказал он. — Да и стоило ли?

— Нет, — сказал я несогласно. — Ты не говори. Ещё как стоило.

Лагуна вздохнул, не отпираясь. Бум потихонечку пропускал бокал за бокалом. Ему было неловко быть таким трезвым. Он старался.

— А как ты, Бум? — спросил я. — Всё молчишь и молчишь. Будто подменили.

— Сытый я стал, — сказал Бум. — Спокойный. Женился я, ребята.

— Что за вздор! — вырвалось у Лагуны.

— Угораздило, — сказал я. — Как же ты так оплошал?

— Да как… — улыбнулся Бум. — Известно как. Быстрые ножки, алые губки… Закружило.

— Н-да, — сказал Лагуна. — Дети есть?

— Будут, — сказал Бум. — У меня будет большая семья. А мне нравится, как хотите. И не тянет никуда. Ночью остановишь машину, остыть, разляжешься на траве, заложишь руки за голову и думаешь — хорошо!

Он был миролюбивым парнем, симпатягой, и теперь всё меньше в нём было безотказной экспансивности, присущей его натуре.

— Это, конечно, неплохо, — рассеянно сказал Лагуна. — Без няньки.

Я был уверен, что он сейчас мыслями ушёл к обсерватории, к высокогорью, где он будет рядом с Мимикой. Мимика хорошая девочка, но мне она всегда казалась несколько бесцветной, а тут раз и — чувство. Раньше это слово нас очень смешило. Смешное слово.

— Значит, гуляем в последний раз? — сказал я.

— Почему в последний? — сказал Лагуна. — Я думаю, мы ещё увидимся.

Я горько усмехнулся.

— Разве что случайно.

— Мир тесен, — сказал Бум. — Увидимся.

— Моё окно всегда открыто, — сказал я.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказал Лагуна.

— Пока, Лагуна, — сказал я.

Я хотел сказать «прощай».

— Пока, Пик, — сказал Лагуна.

— Ты уходишь? — спросил Бум.

— Да, мы пойдём, — сказал Лагуна. — Я провожу Мимику.

Он тоже ушёл. Я запомнил его последнюю улыбку.

— А как ты с женой живёшь? — спросил я у Бума.

— Знаешь, неплохо. Совсем неплохо.

Я покивал понимающе и сдвинул две бутылки боками.

— Напьёмся? — сказал я.

— Можно, — сказал Бум. — Сегодня можно.

Мы быстро допили оставшееся в бутылках. Лицо, начавшее было размякать, снова окаменевало. В голове зашумело.

— Тебе потише надо, — сказал Бум. — У тебя вон какая фора.

— Чепуха, — сказал я.

По лестнице спускались Корка и Фат с девушками.