Тугодум подался ко мне. Весь глянец с него сошел. Две ножки стульчика ушли в землю глубже других.
— Банкет окончен. Нам даже не будут аплодировать. Переместят в столицу, и все. Чехол собирается уходить. Избегает безлюдных мест. Надо быть на виду. А на строительство вообще не суются. Там эти… калеки. Хотят найти шоу. Ждут нерукотворных тротуаров. Зодчие. Веришь, кусок в горло не лезет. Может, успеешь с Опытом.
Грузовик Опыта стоял возле архива.
Я вбежал в мэрию. По лестнице спускался Абсурд. Я метнулся в сторону, и чуть не сшиб выходящего из туалета Опыта.
Я втолкнул его обратно.
— Ты что наделал?
Он даже не дернулся. Он был такой мелкий, что его никто не замечал.
— Я не виноват, Пик, — просипел он. — Я ничего не делал. Ты ничего не знаешь, Пик.
— А что мне знать? Я всё видел. Своими глазами.
— Вот именно… — прошептал в ужасе Опыт.
— Получил разрешение? — тоном пониже спросил я.
— Да. Всё в порядке. — Он похлопал себя по карману куртки.
— В общем, так. На холм ехать не надо.
— А куда надо?
Я задумался. Опыт продолжал смотреть перед собой, как обычно, без особого выражения на круглом веснушчатом лице. Может, и впрямь его никто и не заметил. Ведь никогда, ни при каких обстоятельствах ему ещё не удавалось привлечь к себе внимание. Он был, как винтик, который только незаметно используется всеми.
— Выедешь из города… — начал я, и он кивнул. Он на каждом слове мелко кивал.
Метод неподвижно стоял в конце коридора. Опыт поравнялся с методом, и тот, естественно, не обратил на него никакого внимания. Он сразу посмотрел поверх голов на меня. Лестница была прямо передо мной.
Я устремился по ней в знакомую мне дверь. Все обезьяны исчезли. В углу светился аквариум. Рыбки были на месте.
Я приоткрыл шкаф, ожидая, что из него повалятся скрюченные чучела. В коридоре послышались мерные шаги.
Кто-то шёл, останавливаясь у каждой двери. Я втиснулся в шкаф. Шаги замерли у дверей. В шкафу было тесно. Я всё же не кукла. Вдруг мой локоть ушёл в пустоту.
По винтовой лестнице я добрался до другой двери и протиснулся в узкую щель. Снаружи был придвинут платяной шкаф. На кровати возвышались подушки.
Перед зеркалом в дальнем углу спальни стояла тонкая, стройная девушка, опираясь коленкой на тумбочку, и красила губы. Это была Топ. Рот приоткрылся. Она заметила меня.
— Это… вы?
— Вам нельзя здесь находиться.
— Странно…
— Ничего странного, — убеждал я её, заталкивая в темноту хода. Стоит ей подать голос, и мы пропали. Топ сопротивлялась вполне корректно, но пришлось ее отпустить. Приятно было держать её за плечи.
— Что вы делаете?
— Это тайный ход.
Я пошёл в темноту, и она пошла за мной. Ход закончился тупиком. Я потрогал стену. Она, качнувшись, тяжело обвисла. Сразу возник тяжёлый запах.
За стеной забубнили. Говор усиливался, потом стал удаляться. Мы пробрались между стеной и ковром.
Мы разглядывали массивный стол, грубые стулья, глиняную посуду под лавкой. За столом сидел мужчина, положив руки перед собой. У него было грубое, с запыленными складками, лицо. Волосы тянулись плотными прядями, едва достигая тусклого лба, будто парик сдвинулся.
У примитивного ткацкого станка находилась женщина в длинном мешковатом платье. Глаза на бездумном лице с мелкими чертами буравили пустоту.
Дети были расставлены повсюду.
Сквозь плетень хижины был виден зал. В нём появилась группа экскурсантов. Мы затаились.
Лица туристов были полны любопытства. Познавательная экскурсия началась. Азарт в зеркальных очках заговорил:
— Вы находитесь в музее, где экспонаты изготовлены знаменитым столичным мастером Сорняком. Здесь всё сделано, от настоящего не отличить.
Все прошли мимо первобытного человека у костра, чем-то неуловимо напоминавшего Лагуну, только с потухшим взглядом, с ввалившимися щеками — похоже, он голодал.
— Может, и так. — Гид оценил шутку. — Но как в кризис впечатлились его гены. Представляете, какой заряд алчности уйдёт в будущее? В несравненно лучшие условия. И какой отклик найдёт? Может, вплоть до отвращения к чревоугодию? — Гид посмотрел на толстяка Тугодума. Челюсть у того отвисла. — И уйдёт. Так, только финал рождает старт. Парадокс! Улавливаете взаимосвязь? Переход от охоты к земледелию благополучно завершился, но… — гид с сомнением обратился к крестьянскому семейству в хижине, где находились и мы с Топ, — отсталые люди, чрезвычайно сильны родственные связи. Сам себя дикарь определить не в состоянии. Первостепенное значение имеют застывшие формы — обряды, обычаи, традиции. Думать не надо. Элита примитивна. Бывали в столице? Основной вопрос: «Кто ты?» В любом салоне за своего сойдёшь.
— Он сумасшедший? — прошептала Топ.
— Это его хобби.
— А вот — новинка, — внушительно сказал гид.
Внутри чучела виталистически дрогнуло прозрачное желе.
— Что это?
— Что? Гм. — Гид на секунду запнулся, но отвечал с прежней готовностью: — Душа.
— Душа?
— Да.
— Вы считаете, что это душа?