В-третьих, у нас есть ли, которое фокусируется на правильности, или способе того, как должна делаться каждая вещь, предопределённом небесами правилами относительно природы всех вещей. Из принципа ли вытекают знаменитые «Пять отношений» в конфуцианстве, которые определяют пять наилучших способов отношений в обществе между 1. отцом и сыном, 2. старшим братом и младшим братом, 3. мужем и женой, 4. старшим другом и младшим другом, 5. правилом и субъектом. Конфуцианство жёстко отстаивает тендерную и возрастную иерархию. И хотя история «Ангелы ковчега» опровергает мужскую власть, противопоставляя ей шаманские принципы, некоторые из ключевых взаимоотношений всё же поддерживаются. Например, Ной, отец сестёр, не может принять участие в конференции, которая определит судьбу Земли, потому что он должен позаботиться о бокале — очевидный шаманистический подрыв гендерных ролей, однако, поскольку сёстры, очевидно, послушны своему отцу и выступают на конференции от его имени, они демонстрируют этим конфуцианский принцип детей, повинующихся своим родителям,— вариацию первого из пяти отношений. Таким образом, мы опять видим чистый пример напряжения между различными религиями — в данном случае шаманизмом и конфуцианством в корейской культуре.
В-четвёртых, есть конфуцианское де, которое в отличие от магической силы даосизма относится к силе индивидуума, а именно: человека, наделённого властью на Земле — необходимого, чтобы насаждать социально-политическую идеологию, продиктованную небесами. Именно по этой причине китайского императора представляли самым могущественным человеком на Земле, называли «сыном небес» — не только потому что он обладает де, так же как небеса, но и потому, что он будет использовать де для того, чтобы усилить силу небес на Земле. Хотя история «Ангелы ковчега» не является явной политической манхвой, она показывает, что сёстры являются людьми де, они назначены самим богом, чтобы спасти человечество, поскольку они получили де для выполнения своей задачи от божьего человека Ноя.
Последнее, человек вен — это тот, кто ценит «мирные искусства», такие как музыка, каллиграфия, танец с мечами, поэзия и так далее. Это говорит о том, что идеал конфуцианства основан не только на нравственности (дже, чунь-цу и ли) и силе (де), но также на эстетической чувствительности (вен). Конечно, поскольку конфуцианство делает такую сильную связь между моралью и эстетикой, неудивительно, почему эта философия учит, что искусство должно восхвалять нравственность и небеса, более того, одна из этих важных работ искусства — дидактика — должна учить людей, как поступать правильно. И в этом смысле также возможно рассматривать «Ангелы ковчега» не только как шаманистический миф, но и как конфуцианскую работу искусства — текст, который напоминает читателям об их моральных обязательствах по отношению к небесам, самим себе и Земле в целом.
Что сделал бы Будда?
Буддизм в наиболее либеральной форме Махаяны пришёл в Корею в четвёртом столетии нашей эры, и, хотя его влияние не было немедленным, теперь его последователями является около трети корейцев.
Целью буддизма является уничтожение (что составляет живой контраст цели трёх сестёр в «Ангелах ковчега»). Достигнув просвещения, буддист попадает в нирвану, состояние небытия, и избегает сансары, цикла смертей и перерождений, которые сами по себе иерархически воспринимаются как шесть состояний существования, самым низшим из которых является ад, а самым высшим — дева, похожее на бога создание, живущее в царстве небес. Однако и дева пойман в ловушку сансары, потому что настоящее состояния бытия — это небытие.
Как мы можем увидеть, догматы буддизма являются парадоксальными. С одной стороны, все живые создания обладают душой, основываясь на их моральных и аморальных поступках, душу судят по закону Кармы, передвигая вверх и вниз по уровням сансары. С другой стороны, настоящий буддист, по-настоящему просвещённый человек, осознает, что у него нет души, всё вокруг преходяще и, по сути, ничто. Хотя махаяна буддизм, который может включать все разновидности корейского буддизма, пытается преодолеть этот парадокс, утверждая — благодаря взаимодействию с определёнными элементами шаманизма,— что верхний уровень сансары превосходит нирвану, этот парадокс для серьёзных буддистов не особенно далёк.
Теперь это ударение на наличии ада и небес сансары можно ясно увидеть в эпизоде с Пренегом и черепахой в «Ангелах ковчега». Пренег — злобный призрак, который хочет причинить тому, кто его вернул к жизни, «такую боль, какой он ещё не знал».