Манга и философия

Мы можем наблюдать соединение эротики и экзотики в таком литературном персонаже, как мадам Баттерфляй. Этот персонаж основан на новелле Пьера Лоти «Мадам Хризантема» (1887) и коротком рассказе американского адвоката Джона Лутера Лонга «Мадам Баттерфляй» (1898) и представляет собой рассказ про очень юную гейшу, которая влюбляется в старшего по возрасту, озабоченного нравственными вопросами иностранца, и в конце убивает себя из любви к нему. События волнующие. Персонажи не были основаны на настоящих людях, но теперь стали хорошо известны как архетипы азиатской, а также азиатско-американской женственности. Мадам Баттерфляй демонстрирует асимметрию расположения сил между американским мужчиной и восточной женщиной, усиливая эту разницу для большего символического эффекта.

Во многих смыслах эта культурная фетишизация Баттерфляй извращена. Её жизнь представляет собой самопожертвование во имя чистоты любви, которую люди Запада могут высоко оценить, поскольку в их жизни её не хватает. Итальянский композитор Джакомо Пуччини написал оперу «Мадам Баттерфляй» (1904), основанную на той же самой мифологии, она и по сей день остаётся одной из наиболее знаменитых опер и часто ставится в Северной Америке. В персонаже мадам Баттерфляй нет ничего порнографичного, но её история основана на широких культурных и гендерных различиях, что всегда добавляет горючего в сексуальное притяжение. Это притяжение является прямым результатом тендерного, возрастного и частично культурного различия, которое может быть чрезвычайно эротичным, как часто и бывает в случае лоликон-манги.

Немногие читатели поймут, как много неазиатского в архетипе мадам Баттерфляй. Здесь белый человек, Пинкертон, призван представлять идеал мужчины, а она — азиатской женщины (в данном случае Баттерфляй, или Чио-Чио-Сан): покорной, хрупкой, жертвенной, инфантильной. Если поставить на первое место читателя лоликона как сильного мужчину, это будет символический, беззаботный и грубоватый читатель, который может действовать по принципу «люби их и бросай их» без всякого сожаления. Он так и поступает, потому что может так поступать, и эта возможность выбирать очень льстит эго. Что она чувствует — не является поводом для интереса, поскольку высшую ценность представляет только его удовольствие, а она существует, чтобы служить ему.

Очевидно, что феминистки захотят оспорить такое понимание гетеросексуальных отношений. На самом деле, последнее определение «похожая на ребёнка» привлекает особое количество критического внимания, поскольку лоликон фокусируется на сексуальных детях как объектах желания, одновременно недоступных и в то же время легко достижимых. Проблема с эротикой лоликона является параллелью к Баттерфляй: женские объекты лишены голоса, может быть, не в буквальном смысле этого слова (они не немые), но в переносном смысле (они скорее являются неравными объектами). Если мы вспомним размышления Аристотеля о литературной теории, высказанные в «Поэтике», его понимание искусства как отражения реальности, тогда изображение человеческого ребенка в воображаемом положении кто-то может принять за реально возможное. В этой возможности заключается потенциальная опасность лоликона: размывание границ между фантазией и нравственно приемлемой реальностью.

Приведённую выше аналогию не нужно понимать совершенно прямо, так же как предположение, что все читатели лоликона являются неазиатами или моральными банкротами, как Пинкертон, или что детские персонажи лоликона могут иметь такую же возможность чувствовать, какую мы приписываем персонажу Баттерфляй. Эти маленькие девочки, в конце концов, не являются людьми в полном смысле этого слова, они существуют лишь на страницах. Даже женский аналог Лонга — Виннифред Итон (наполовину китаянка, которая взяла японский псевдоним Оното Ватана) — основывалась на инфантильной, игривой, по существу полудетской, «кидалт» (kid + adult) мистике молодых азиатских жещин. Ее рассказчица соответствует стереотипу мадам Баттерфляй в рассказе «Японский соловей» (A Japanese Nightingale) 1901 года — предлагает героиню как нечто маленькое, игривое, обаятельное и хорошенькое. Являясь женщиной, она старается быть похожей на ребёнка — качество, имеющее большой вес в одержимой юностью Японии, хотя этот персонаж, по крайней мере, по первому впечатлению, кажется жадной, стремящейся выскочить замуж за первого попавшегося иностранца, и невоспитанной девушкой. А ещё она говорит по-английски как худший из студентов, изучающих этот язык. Очевидно, покупаться на культ юности не является чем-то новым для Японии или любой другой страны, одержимость отношениями с существами, выглядящими или ощущаемыми как юные, предлагает нам много причин для более критичного исследования популярных тем визуальной культуры.