Мангыстауский фронт

Халелбек, слушая по радио сводку погоды, представлял те далекие места — в прошлом году случилось ему ездить в Западную Сибирь, обмениваться опытом с тамошними нефтяниками, и он, пожалуй, впервые так явственно почувствовал необъятность родной земли. Летишь над страной час, другой, третий… Вспыхивают россыпи огней — это города; проплывают ниточки — это дороги; отливают сталью кривые лезвия — это реки… Сразу за Уралом, с его домнами, градирнями, коксовыми печами, над которыми поднимается багровый дым, начинается таежная земля с ее лесами, мхами, непуганой дичью, сопками, редкими селениями. Болотистые пространства, покрытые лесами, тянулись на сотни километров. Их прорезала Обь — громадное, разветвленное дерево. И корни, и ствол, и вершина этого дерева состояли из рек, речек, речушек, ручьев, проток, а между ними, будто драгоценные камни, впаяны голубые, зеленые, желтые, коричневые и разных других цветов и оттенков тихие чистые озера. Воды было столько, что суша казалась всего лишь островком, плавающим в безбрежной водной стихии.

«Дайте хоть немного воды нам», — говорил Халелбек своим новым сибирским знакомым.

«А вы нам тепла подбросьте», — отшучивались буровики.

Шутки шутками, но Халелбек, посмотрев, в каких условиях работают на Обском Севере нефтеразведчики, проникся к ним большим уважением. Он считал, что уж лучше жариться на солнце, чем сидеть летом в болотах, съедаемым полчищами гнуса, или зимой бурить в такую стужу, что птицы падают, замерзая на лету.

Сибиряки же, приезжавшие с ответным визитом на Мангышлак и как раз подгадавшие в самый зной, смотрели на узекских коллег как на необыкновенные существа, работавшие в таком пекле, что железо голой рукой не возьмешь — обожжешься. Почему-то всегда кажется: твое дело не самое трудное на свете, тогда как то, которое делают другие, — намного сложнее, тяжелее, ответственнее…

Но как ни крути, и к Узеку подбиралась зима. Уже запрягла она своих бешеных белых коней и вот-вот примчится — никому не даст отсрочки, ничего не простит. Много забот везет она в своих корджунах. Каждый промах использует, каждый недогляд. Торопиться, торопиться надо.

Главное, что беспокоило нефтеразведчиков, — испытание скважин. От этого теперь зависела дальнейшая и самая важная работа: подсчет запасов нефти в Узеке и их защита в Государственном комитете. По проходке экспедиция вышла из прорыва. Перелом наступил, как и предвидел Тлепов, после того как бригада Бестибаева взялась работать на двух станках. Первый же месяц показал преимущества нового метода: сделали столько, сколько ни разу за всю историю освоения Мангышлака не удавалось ни одному коллективу: 2352 метра! Валентин Шилов, а за ним и осторожный Аширов тоже перешли на два станка. Число пройденных скважин возросло, а вот их испытание — отставало.

Узек преподнес еще одну неожиданность: слабое давление пласта. Еще сегодня скважина фонтанирует, выбрасывая через семимиллиметровый штуцер[47] восемьдесят, а то и все сто тонн нефти в сутки, а пройдет несколько дней — фонтана и в помине нет. Еле-еле выбивается из-под земли хилая струйка. Кто поверит, глядя на нее, что еще недавно здесь пенился черный ноток?!

Как же получить в таких условиях нужные для подсчета запасов данные? Не одну неделю ломали головы инженеры и мастера. Испытанных способов несколько, но почти все связаны с водой, а где ее сейчас взять? Гидрогеологи воду нашли, скважины бурятся, но еще не готовы. А ждать некогда…

Юрий Алексеенко предложил газолифт; слетал в Баку, посмотрел, как этот способ транспортировки нефти на поверхность действует у соседей, и решил, что он вполне подходит и для Узека. Юрий не вылезал с опытной скважины, но своего пока не добился, и дело шло медленно.

«Голову вытащим — хвост увязнет», — думал Халелбек. Но ни горечи, ни разочарования не было в нем. Он считал, что нет таких трудностей, которые бы не мог одолеть человек. Всю жизнь работая в пустыне, Халелбек видел, как она менялась. Там, где проходили верблюды, теперь по шоссе мчатся машины; стояло несколько покосившихся мазанок — вырос поселок; горели костры чабанов, а сейчас посмотришь ночью — светло от электрических огней…

Нет, человек — самое великое существо на земле. Сколько опасностей подстерегало его на длинном пути с того момента, когда он выпрямился и пошел по земле. Страшные звери, геологические катастрофы, холод и голод, эпидемии, войны… Он все преодолел, даже саму смерть. Он умирает, как и все сущее, но род его пребывает во веки веков. И дела его остаются. Добрые или злые, они живут после него. Но добрых дел больше. Иначе человечество бы погибло. А оно велико, славно и прекрасно. Так разве есть на свете то, чего не смог бы одолеть человек силой своего разума?