Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы

– Посмотри внимательно, может, узнаешь кого-то, – попросил следователь. Подросток кивнул, сел на стул и вытянул голову, чтобы лучше разглядеть один из снимков. В этот момент стал виден шрам, перерезавший шею подростка. Мужчина заметил его и тут же опустил глаза. Наблюдавший за процедурой психиатр недовольно поджал губы. Казенная деликатность, черт бы ее побрал. Следователь видел в своей жизни вещи и похуже. Конечно, он не испугался шрама, но отвел глаза, чтобы не смущать подростка. Мы предпочитаем делать вид, что не замечаем уродства и несовершенства, выдавая это за чувство такта. Андрей же явно воспринял это как проявление брезгливости и тут же начал натягивать ворот кофты на шею, чтобы скрыть рубец.

Когда подросток взял в руки фотографию Голышева и стал вертеть ее в руках, следователь тяжело вздохнул и стал стучать пальцами по столу.

«Похож», – написал Андрей.

– Так нельзя говорить, нужна определенность: он или не он, – возразил следователь как можно мягче. Ему явно приходилось все время напоминать себе о том, что перед ним ребенок.

Андрей бросил вопросительный взгляд на Владимира Николаевича. Врач стоял возле стены с непроницаемым лицом и наблюдал за происходящим.

«Он», – написал подросток на листе бумаги.

– Ну вот и все, парень, ты свободен, и все свободны. Преступника нашли, он все осознал и под поезд бросился. Поздравляю тебя с тем, что все хорошо закончилось, – заметно повеселел милиционер. Андрей указал глазами на дверь, и Владимир Николаевич разрешил ему идти в палату. Он видел, что юный пациент как минимум не уверен, а если уж честно, то явно не помнит внешности преступника. Этот человек несколько часов подряд издевался над подростком и насиловал его, а потом сооружал виселицу, чтобы вздернуть жертву. Андрей разглядел лицо насильника вблизи. Возможно, оно казалось ему последним, что он видит в своей жизни. Его воспоминания сейчас были прочно заблокированы, но их токсичного влияния никто не отменял. Если бы эти фотографии заставили его что-то вспомнить, это было бы видно. Руки начали бы трястись, почерк изменился бы, он бы мог заплакать или попроситься в туалет, но Андрей просто указал на снимок и вышел. С другой стороны, для него лучше считать, что садист умер. Вот только Владимир Николаевич сильно сомневался в том, что подросток на самом деле так думает.

13 Катуар

1986 г., Одинцовский район

В 1986 году в стране шла перестройка. Вместе с ней повеяло свободой, а заодно и неблагополучием. Предприятия снижали зарплаты, в продуктовых магазинах опустели полки, а денег у людей теперь хватало только на самое необходимое. До Сергея все чаще стали долетать слухи о том, что штат Всесоюзного треста собираются сократить. Он оказался в числе тех малозначимых сотрудников, которым увольнение грозило прежде других. Впрочем, дело было даже не в этом, а во вседозволенности и тотальном безразличии, которые проникли в кабинеты чиновников и магазины, на заводы и фабрики. Стало можно не только все, но и всем. По телевидению все чаще крутили хронику криминальных новостей, где рассказывалось о страшных преступлениях, но никогда не говорилось о том, что кто-то их раскрывал.

В 1986 году Сергею исполнилось двадцать семь. В этом возрасте человек обычно находит свое место в жизни и окончательно свыкается с мыслью о том, что ему не удастся изменить мир и прописаться в вечности. Некоторые не могут принять этой истины и присоединяются к «Клубу 27»[7]. Те, кто не примирился с судьбой, решаются на отчаянный шаг и делают последнюю ставку. Головкин оказался в их числе. У каждого человека свой пьедестал и способ прописаться в вечности.

Он позвонил на конезавод и поинтересовался, нет ли у них открытых вакансий.

– Только зоотехник-селекционер, сам понимаешь, – вздохнула сотрудница отдела кадров. На эту должность никто не спешил устраиваться, так как ставка по ней была ниже, чем у ветеринара, а работа считалась не слишком приятной. – Зато есть шанс получить служебную квартиру, – решила приободрить его девушка.

Сергей тут же согласился, и приняли его, конечно, безо всякого собеседования. За год с небольшим, проведенный им в тресте, здесь ничего не изменилось. Даже мальчишки по территории те же бегали.

– Дядя Сережа! – радостно воскликнул Миша при виде старого знакомого. Остальные ребята тоже подбежали и засыпали Головкина вопросами.