Маньяк между строк

– Но если у нас в распоряжении только слова, то сформировать страх – дело не такое уж и простое, – послушно продолжала Вика. – В сущности, для этого есть только один способ: детализировать угрозу, описать подробно, что случится с тем, кто не подчинится воле агрессора. Исследования доказали, что чем точнее детализация, тем вероятнее исполнение угрозы. «Я хочу сжечь кабинет директора» еще не говорит о готовности совершить действие. Другое дело, если человек определяет условия претворения угрозы в жизнь, детализирует модель своих возможных поступков: «Если мне не дадут зарплату, я принесу канистру с бензином, оболью стол директора и подожгу». Согласитесь, это предложение уже заставляет задуматься. Так вот, я сейчас обратила внимание на то, что Правдоруб использовал только общие угрозы, косвенные, без детализации. Я предполагаю, что делал он это вполне сознательно…

Вера вдруг спружинила всем телом и села на кровати вертикально. Щелкнула пальцами, повела носом, чем еще больше укрепила сходство с маленькой гладкошерстной собакой, резвящейся в поле в поиске кротовых нор.

– Вы хотите сказать, что если смысл прямой угрозы – в том, чтобы взорвать коммуникацию, выплеснуть конфликт, то смысл косвенной угрозы – лишь обозначить конфликт, но не вскрывать самого гнойника?.. Непрямая угроза воспринимается не так остро, но что это нам дает?

– Если бы вам нужно было пригрозить человеку, но не испортить с ним отношения, как бы вы поступили? – поинтересовалась тетка у Веры. – Я подскажу, чтобы мы не ушли слишком далеко: какими другими речевыми жанрами можно заменить косвенную угрозу?

Вера задумалась буквально на пару секунд:

– Можно сделать вид, что советуешь что-то или рекомендуешь, предостерегаешь…

– А также еще можно сделать вид, что твоя угроза – это бред сумасшедшего. На такие письма гарантированно никто не обратит внимания, – тихо закончила Вика. – Понимаете, что это значит?

Вера сделала многозначительное лицо и закивала:

– Двойное кодирование, – прошептала Ухтомская. – Как в эстетике постмодернизма. Чарльз Дженкс писал, что постмодернистское здание и произведение искусства одновременно обращается к меньшинству, к избранным, используя для этого высокие коды, и к широким массам при помощи общедоступных кодов.

– Ну-у-у, в общем, да, – вынуждена была согласиться Вика, смиренно передавая пальму первенства под длинным названием «наукообразность там, где она не нужна» Вере Ухтомской. – Но если применительно к нашему конкретному делу, то это означает, что Правдоруб специально высказывает угрозы устами сумасшедших, чтобы на эти письма не обратили внимания сразу. Он снижает потенциал угрозы, чтобы до определенного времени эти угрозы не начали прорабатывать всерьез.

Все было бы хорошо, если бы в эти размышления двух филологических дам, оккупировавших мою кровать, не закралась одна существенная нестыковка. Правдоруб жаждет восстановления справедливости. Он хочет, чтобы его заметили. Приняли его жалобы и угрозы во внимание.

Но Виктория отрицательно замотала головой.

– Нет, народ. Тут все как раз наоборот. Это-то мы как раз и не учли. На самом деле плевать этому Правдорубу и на справедливость, и на внимание, и на узнаваемость почерка. Короче говоря, на все эти обычные пунктики маньяков аля криминалистическая энциклопедия. Все это только видимость. Главной задачей Правдоруба является именно убийство. Точнее сказать – серия убийств. А угрозы должны были найтись потом. Так сказать, постфактум, или точнее – постмортум, после смерти жертвы.

– То есть он что же – не одержим идеей справедливости? Он… просто убийца? – Вера сделала паузу, и в глазах ее отразилась целая палитра чувств и эмоций, главным из которых был, пожалуй, ужас. Нагнетанию атмосферы способствовали непроглядная зимняя ночь за окном и абсолютная тишина, царившая в «Гранд Ставро».

– Я думаю, что никакой он не сумасшедший, – закончила Виктория. – Правдоруб активно работает под больного человека. Сам же он абсолютно вменяемый.

Вера схватилась за телефон, но в этот раз не для аудиозаписи.

– Я должна позвонить мужу, – умоляюще проговорила Вера.

– Да погодите звонить. Что вы скажете? Надо еще проверить версии. Мне кажется, мы уже близко, но мало доказательств. Судя по всему, наш Правдоруб с самого начала собирался подставить Шляпника.

Вика обвела нас невидящим взглядом, стараясь сложить пазлы этой картины прежде всего в собственной голове.

– Какова вероятность, исходя из текстов найденных четырех писем, что Правдоруб – женщина? – вдруг обратилась Виктория к Вере.

Я даже не сразу поверил тому, что слышу. До этого часа я не мог себе представить ситуацию, в которой моя тетка всерьез задает кому бы то ни было вопрос о гендерных особенностях речи.

– Ну вы же понимаете, что объем слишком мал… – начала было Вера, которая, кажется, и сама растерялась столь внезапной смене гнева на милость.

Но Вика остановила ее: