Манифест Рыцаря (СИ)

— …это мой поганый характер, — извернувшись, Тури попробовала стянуть ложку у него из рук. Не удалось. Пришлось довольствоваться собственными пальцами в качестве столовых приборов. Это не сделало мёд менее вкусным.

Ещё некоторое время они молча запихивали в себя всё, чем неожиданно гостеприимная хозяйка угостила. Закончив со снедью — и поборовшись за горшок с мёдом, чтобы вылизать остатки с донышка, — оба блаженно вытянулись, спина к спине, на длинной лавке. Если Туригутта и любила что-то в своей жизни, то едва ли не больше всего — мгновения тихого счастья, передышки между боями и битвами. Как теперь. Это было наслаждение.

— Как нога? — нарушил молчание Мотылёк.

— Лучше. Завтра я смогу идти без костыля.

— Сколько мы уже прошли?

— Понятия не имею. Слишком много деревьев вокруг. Как они ориентируются, хотела бы я знать. — Тури потёрлась затылком о его спину, вздохнула. — Одну бы добрую лошадку мне и дорогу, и ты бы меня больше здесь не увидел. Куда бы ты ни надумал меня везти, дай только оказаться верхом. И…

— …расскажите историю. Ещё одну, пожалуйста.

Спина под её затылком была горячей и напряжённой, она чувствовала это сквозь слои ткани: через его рубашку, тунику и шерстяную накидку. Крепкая, широкая спина. Нет мальчишеской сутулости или угловатости — если бы не выражение его глаз, не застенчивость, он мог бы сойти за опытного воина. Мускулистое тёплое тело, рядом с которым приятно просыпаться по утрам… Тури прикрыла глаза. Вздохнула, глядя в сторону.

— Какую историю ты хочешь услышать?

— Что-нибудь… не очень кровавое. Если это возможно.

— Что-нибудь… романтическое? — Она не удержалась и потёрлась о его спину своей, удовлетворённо чувствуя ворчание всей кожей. — Что-нибудь… возможно, о прекрасных дамах, благородстве… о потерянной родне, воине, лишённом наследства, восстановившем честь своего имени?

— Да.

— Хочешь ли ты услышать историю о предательстве и отваге, мужчине, разрывавшемся между чувством и долгом? О погибших друзьях, клятвах, о красивых признаниях, нежных словах, почётных званиях…

— Да, — прошептал мальчик на грани слышимости.

Она вздохнула. От юноши не доносилось ни звука.

— Что ж, у меня есть одна история. Не самая любимая мной. Дослушай, прежде чем судить, хорошо?

***

Ниротиля считали мягким. Это было для Тури в диковинку. Она не робела, но, проведя почти полгода с сотниками Регельдана, готова была признать Тило образцом доброты и понимания. Её полководец снисходил к её слабостям. Она была единственной женщиной во всём его войске — возможно, он и набрал потом девушек-учениц, но всё же она добилась его уважения первая.

Но после берегов Гремши и двух лет безмятежности Туригутте не хотелось больше воевать. Она размякла и позволила себе привыкнуть к безалаберности лагерного быта, не отягощённого серьёзными стычками. Проблемы остались далеко на западе вместе с королевскими приказами, тронами, наместничеством и другими горестями. Бесконечное лето, безмятежное и чистое, было вокруг.

Тури не почуяла беды. Даже засыпая и просыпаясь в одной койке с Тило почти каждый день, она не разглядела его ухудшающегося здоровья — частого сухого кашля, боли в груди. Он бы никогда не пожаловался. И она не была ему женой или любовницей. Не была наложницей — вроде дочерей из кочевых кланов, которых радостно предлагали их собственные отцы, надеясь упрочить отношения с полководцем. Тури в голову не пришло бы готовить ему еду, убирать его шатёр, пристально следить за его здоровьем. На это у него были прислуживающие мальчики-ученики.

Когда в один из дней он, облачённый в серебристо-белые одежды, на рассвете покидал лагерь, она не увидела в этом ничего странного. Он никогда и никому в своих действиях не отчитывался.

И вернулся через три с половиной месяца — что тоже было обыденным делом. Следующие месяцы они жили точно так же. Как и прежде — с вылазками, сопровождая землемеров, изредка разбирая склоки между кочевниками и переселенцами. До того дня, когда её — ещё не воеводу, но уже сотницу — попросили явиться в его шатёр.

Тило держал в руках письмо. Стоя спиной к ней и тяжело опираясь на свою трость, напряжённый и сосредоточенный, и красивый — как никогда прежде. И Долли, и Ами, и Гана отвернулись, завидев её. Общее смущение чувствовалось в воздухе шатра. Но Тури смутилась ещё больше, когда увидела фигуры в чёрных плащах.

Горцы. Асуры. Она инстинктивно напряглась. Присутствие королевских войск никогда не значило ничего, кроме проблем.

— Посланник Атари прибыл с повелением от Правителя, — подтвердил её опасения Ниротиль, — его величество провёл границу. Лерне Нези. Там мы поставим последний верстовой столб.

Тури непонимающе качнула головой:

— Но мы завоевали территории до границы Сааб!