Манифест Рыцаря (СИ)

Больше ничего произнести шанса не предоставилось: он шёл ко дну. К счастью, нагрудник и крепежи на поясе отпали раньше, и, кое-как барахтаясь, Левр держался на плаву. И дышал. В чём он не был уверен, так это в том, что дышит Чернобурка, потому что признаков жизни она не подавала.

— Держитесь, — пробормотал он — совершенно зря, в рот тут же полилась вода, затем что-то врезалось в него сзади, и их обоих закрутило в водовороте вместе с гигантской корягой, унося всё дальше и дальше.

Ухватившись за корягу, юноша затряс безвольно бултыхавшуюся Туригутту свободной рукой:

— Придите в себя! Дышите!

И она открыла огромные глаза. Глядя в них, Левр медленно кивнул. Слова были совершенно излишни.

— Рули, — прошептала она трясущимися губами, — рули. Ногами. К берегу. И побыстрее, я уже замерзаю.

…Первое, о чём подумал Левр, обнаружив вокруг достаточно воздуха, чтобы дышать, а под собой — относительно твёрдую поверхность, был его тептар. Почти наверняка записи смыло водой, и чернила расплылись. Но если тептар уцелел, то следующую запись юноша продумал в деталях. Возможно, придётся даже внести в глоссарий несколько новых выражений. Тех, что приходят на ум уже в прыжке в самую холодную из рек Поднебесья с подвесного моста…

И только затем юноша вспомнил о Туригутте.

Она лежала на илистом берегу в шаге от него, на боку, белая, мокрая и неподвижная. Всё ещё не в себе от всего происходящего, Левр попытался воскресить в памяти хотя бы примерно полагающиеся действия — утопленники пугали его даже больше удавленников. Что-то говорили о воскрешении из мёртвых при помощи надавливания на грудь. Но, стоило ему только дотронуться опасливо до плеча женщины, как она взвизгнула, вскочила, отползая от него и выставляя руки перед собой.

Не сразу, но их сиплые крики и возгласы, обращённые друг к другу, обрели подобие смысла.

— Вообще, блядь, не приближайся ко мне, на хрен, больше, ты, грёбаный безумец! — категорически взвыла воевода Чернобурка. — Боже правый, степные призраки и духи сумасшествия, ну бывают полудурки, видывали; ну бывают дураки, встречали. Но чтобы буйно помешанные вроде тебя — да что было за нутро, в котором тебя мать выносила, из драконьей кости?

Не сразу Левр понял, что это был комплимент с её стороны.

Продрогшие и озябшие, они поспешили убраться с открытого затона. Илистый берег, к которому их прибило вместе с корягой, встреча с которой едва не стоила Левру выбитого глаза, оказался рукавом реки, видимо, когда-то отведённым жителями брошенной деревеньки на берегу. Конечно, ни домов, ни садов не сохранилось, да и канал был запружен трудолюбивым семейством бобров. Зато у одной из полуразрушенных бобровых хаток они нашли место, чтобы, дрожа, разоблачиться и попробовать отжать и немного просушить вещи.

Дела были плохи, как ни крути. Помимо болящих частей тела, мокрой одежды и преследователей, вероятно рыскающих по берегам Варны, Левр назвал бы главной бедой полное отсутствие карты.

Пока они не обнаружили, что лодыжка у Туригутты распухает с каждой минутой. Приобретая почти синюшный оттенок. Поначалу наступавшая на неё, она хромала с каждым шагом всё сильнее.

— Чтоб тебя так перекосило! — с чувством высказалась воевода. — Ну вот скажи, как тебе в голову пришло прыгать в воду?

— Не знаю, — чистосердечно признавался юноша, — но я подумал… я же уже распустил шнурки на самых тяжёлых латах… и, если я сразу не пошёл бы ко дну, появлялся шанс.

— Ты плавать не умеешь, а у меня руки в кандалах!

— Но ведь сработало.

— Не «сработало», а повезло!

— Но ведь повезло.

Она распекала его, дрожа от холода, а с приближением заката принялась трястись совсем уже отчаянно. Напрасно Левр надеялся найти хотя бы одну драконью спичку в карманах. Высекать огонь не было сил. Переночевать решили в бывшем убежище бобров, прикрывшись еловым лапником. Судя по изобилию хвойных пород, находились они недалеко от дороги на Тиаканское плоскогорье. Туригутта пробормотала что-то о том, что завтра же проведёт разведку, перед тем как прижаться к Левру всем телом, для верности снова закинув скованные руки ему на шею, и уснуть.

Мгновенно и глубоко.

Разведку на следующее утро она не провела. Она вообще не встала на ноги, так же, как и сам Левр, обнаруживший в свете утра — хмурого, пасмурного и серого, что при падении в воду он разбил себе подбородок о какую-то деталь лат. Кровь шла из рассечённой десны — удивительно, что губа над ней цела.

— Любуешься? — подначила его Туригутта, когда он пытался разглядеть своё лицо в отражении клинка.

— Зуб шатается.

— Не трогай, заживёт. И порез не ковыряй, занесёшь заразу, не обрадуешься.

— Что вам до моего лица? — пробурчал он недовольно, опуская меч. — Заботьтесь о своём. В таком виде мы просто не можем показаться…

Он запнулся. Чернобурка напряглась. Тишина между ними снова была отравлена.

— Мы не идём к моим парням, — наконец, негромко проговорила она.

— Нет.

— И мы не отсиживаемся до лучших времён где-нибудь в этих кущах.

— Нет… не думаю.