Манюня

Переругавшись со всеми продавцами, она сделала круг и наконец дошла до прилавка, на который ей указала соседка Зули. Мы увидели груду отменных золотисто-медовых, прозрачных, подёрнутых утренней росой абрикосов. За прилавком стоял маленький сгорбленный мужичок в огромной кепке. Она была ему настолько велика, что если не уши, прикрыла бы лицо забралом. Мужичок ежеминутно разглаживал на лбу околыш кепки и заправлял его за уши. Увидев Ба, он радушно улыбнулся, из-под пышных его усов выглянули два ряда булатных зубов.

Ба повернулась к соседке Зули.

-Этот косоротый сморчок и есть твой Алим? – крикнула она ей. Мы с Манькой чуть в землю не провалились со стыда.

- Зачем косоротый,- заволновался мужичок,- ничего не косоротый, Роза, можно подумать, ты меня первый день знаешь!

-А с того дня, как ты мне кислую малину продал, я тебя и знать не знаю, - сердито обрубила Ба,- почём твоя курага?

-Зачем курага?- Алим обиженно поджал губы,- посмотри какой отборный продукт!

-Ты мне зубы своим замшелым продуктом не заговаривай,- взъерепенилась Ба, - я у тебя цену спросила!

-Тебе, Роза, за рубль восемьдесят отдам!

-Рубль, или мы с тобой расходимся как в море корабли, - Ба достала из сумки кошелёк и потрясла им перед носом Алима.

-Роза,- заплакал мужичок,- какой рубль, о чём ты говоришь, все по два продают! Рубль семьдесят, и считай, что я тебе сделал царский подарок!

Ба убрала кошелёк в сумку.

-Рубль пятьдесят,- заволновался Алим,- Роза, ты меня режешь без ножа.

-Пошли, девочки,- сказала Ба и величественно поплыла к выходу.

-Рубль сорок,- Алим побежал за нами, крикнул кому-то на ходу,- присмотри за прилавком.

Ба плыла сквозь толпу, как атомный ледоход Ленин. Мы семенили за ней, боясь отстать и потеряться. Манька вцепилась в подол платья Ба, а другой рукой пошарила за спиной и поймала меня за локоть.

-Рубль двадцать, и это только потому, что я тебя сильно уважаю,- голос Алима потонул в гаме толпы.

Ба неожиданно резко остановилась, мы врезались ей в спину. Но она этого даже не заметила. Она обернулась, на лице её сияла победная улыбка.

-Рубль десять, Алим, и я так и быть, возьму у тебя семь килограммов твоей алычи!

***

По возвращении домой работа закипела со страшной силой. Ба промыла в проточной воде абрикосы, усадила нас за стол извлекать косточки. Притащила из погреба большой медный таз – неизменный атрибут для приготовления всех её восхитительных варений и джемов.

Села перебирать с нами фрукты. Особенно спелые абрикосы разделяла на две половинки и отправляла нам в рот – ешьте, ешьте, потом будете пукать на весь двор!

Когда медный таз был наполнен абрикосами – настал момент священнодействия. Ба величественно ходила кругами и добавляла то крупинку сахара, то капельку воды. Мы тихонечко возились за столом с ванильными стручками. В кухне стояла священная, благоговейная тишина.

-Красавица! – как гром среди ясного неба раздался голос за нашими спинами. Мы обернулись. В окно кухни заглядывала цыганка – она вся переливалась под лучами летнего солнца, лёгкий платок, кофта, несметное количество бус на шее слепили глаз золотом и бешеным разноцветьем зелёного, красного, синего и жёлтого.

-Красавица,- сказала цыганка, обращаясь к Ба,- дай погадаю!

Голос цыганки произвёл в кухне эффект разорвавшейся бомбы. Ба окаменела спиной, сказала «господибожетымой» и резко повернулась к окну. Мы сгорбились за столом. Манька нашарила мою руку и произнесла одними губами – она сказала господибожетымой!

Страх Маньки был легко объясним - Ба обращалась к богу в случаях крайнего, неконтролируемого, тёмного в своей силе бешенства. Только два раза в жизни мы с Манькой удостоились от Ба этого «господибожетымой», и наказание, которое последовало за ним, разрушительным эффектом могло сравниться только с последствиями от засухи в маленькой Африканской стране. Поэтому когда Ба говорила заветное слово, мы инстинктивно горбились и уменьшались в своих размерах.

Но цыганка пребывала в безмятежном неведении. Она облокотилась о подоконник и улыбнулась Ба широкой, чуть бесстыжей улыбкой.

-Всё расскажу, ничего не утаю,- протянула она мелодичным голосом.

-Уходите,- сдавленно прошептали мы, но было уже поздно.

Ба шумно выдохнула. Так тормозит локомотив, когда боится промахнуться мимо перрона – громким, пугающим пффффффф.

-Пффффффф,- выдохнула Ба,- а как это ты, милочка, к моему дому прошла?

-В калитку, она была не заперта,- улыбнулась цыганка.

-Убери локти с моего подоконника,- медленно выговорила Ба.

Цыганка не удивилась. Ей было не привыкать к раздражённому или настороженному к себе отношению, она много чего в своей жизни повидала, и могла кого хочешь за пояс заткнуть. По крайней мере, по выражению её лица было видно, что так просто она сдаваться не намерена.

-А хочу и облокачиваюсь, - с вызовом сказала цыганка,- что ты мне сделаешь?

-Отойди от моего подоконника,- подняла голос Ба, - и выйди вон со двора, ещё не хватало, чтобы ты у меня что-то украла!

Было ещё не поздно уйти по-хорошему. Но цыганка не представляла, с кем имеет дело. И поэтому она допустила роковую ошибку.