Читаем Манюня полностью

-Давай так,- предложила она,- я спрошу разрешения у Ба, а на следующем занятии расскажу тебе что она сказала.

-Ты можешь мне на домашний телефон позвонить, дать номер?

-Понимаешь,- Маня посмотрела на меня виновато,- Ба не разрешает мне названивать незнакомым людям, вот когда мы с тобой ОФИЦИАЛЬНО познакомимся, тогда я буду тебе названивать!


Я не стала по новой напоминать Мане, что мы уже вроде как знакомы. Значит, подумала я, так надо. Слово взрослого было для нас законом, и если Ба не разрешала Мане названивать другим людям, значит в этом был какой-то тайный, недоступный моему пониманию, но беспрекословный смысл.


На следующем занятии по сольфеджио Манюня протянула мне сложенный вчетверо альбомный лист. Я осторожно развернула его.

«Прелестное письмо» моей подруги начиналось с таинственной надписи:


«Наринэ, я тебя приглышаю в суботу сего 1979 г.г. в три часа дня. Эсли можеш, возьми собой альбом с семейными фотографями».

Моё имя было густо обведено красным фломастером. Внизу цветными карандашами Манька нарисовала маленький домик: из трубы на крыше, само собой, валил густой дым, в одиноком окошке топорщилась лучиками жёлтая лампочка Ильича, длинная дорожка, петляя замысловатой змейкой, упиралась прямо в порог. Почему-то в зелёном небе из-за кучерявого облака выглядывало пучеглазое солнце. Справа, в самом углу, сиял месяц со звездой на хвосте. Надпись внизу гласила - «синний корандаш потеряла, поэтаму небо зелёное, но это ничево. Конец.»


Я прослезилась.


***


Собирала меня мама в гости как на Судный день. С утра она собственноручно выкупала меня так, что вместе с кожей сошла часть моей скудной мышечной массы. Потом она туго заплела мне косички, да так туго, что не только моргнуть, но и вздохнуть я не могла. Моя бабуля в таких случаях говорила – ни согнуться, ни разогнуться, ни дыхнуть, ни пёрнуть. Вот приблизительно так я себя и чувствовала, но моя неземная красота требовала жертв, поэтому я стоически выдержала все процедуры. Затем мне дали надеть новое летнее платье – нежно-кремовое, с рукавами – буф и кружевным подолом.


-Поставишь пятно – убью,- ласково сказала мама,- твоим сёстрам ещё донашивать платье за тобой.


Она всучила мне в руки пакет с альбомом и коробкой конфет для Ба. Пакет был невероятно красивый – ярко-голубой, с одиноким красавцем - ковбоем и надписью MARLBORO. Таких пакетов у мамы было несколько, и она берегла их как зеницу ока для самых торжественных случаев. Кто застал очаровательный дефицит советской поры, тот помнит, сколько сил и неимоверной смекалки нужно было затратить, чтобы достать такие целлофановые пакеты.


-Не ставь локти на стол, не забудь поздороваться и говорить спасибо, веди себя прилично и не скачи по дому как ненормальная,- мама продолжала выкрикивать инструкцию по поведению, когда я сбегала по ступенькам нашего подъезда.


-Платье береги!!!- голос её настиг меня уже у выхода и больно кольнул в спину.

-Хорошооооо!


***


Маня встретила меня у ворот своего дома.

-Какая ты сегодня красивая,- выдохнула она.

-Для твоей бабушки старалась,- пробубнила я. Весь мой боевой запал мигом куда-то улетучился, у меня не разгибались колени и предательски потели руки.


Маня заметила моё состояние.

-Да ты не волнуйся, у меня мировая Ба,- она погладила меня по плечу,- ты только во всём соглашайся с ней и не ковыряйся в носу.

-Хорошо,- каркнула я в ответ - в довершение ко всему у меня пропал голос.


Маня жила в большом двухэтажном каменном доме с несколькими лоджиями. «Зачем им столько лоджий?»- лихорадочно соображала я, пока шла по двору, но спросить об этом постеснялась. Моё внимание привлекло большое тутовое дерево, раскинувшееся в непосредственной близости от дома. Под деревом стояла длинная деревянная скамья.

-Мы здесь по вечерам с папой играем в шашки,- пояснила Манюня,- а Ба сидит рядом и подсказывает то мне, то ему.


Она толкнул входную дверь.

-Ба, наверное, уже вынимает песочное печенье из духовки,- шепнула.

Я повела носом – пахло чем-то нестерпимо вкусным. Мы пошли по длинному, достаточно узкому коридору. Коридор упирался в холл. Слева находилась деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Напротив стоял большой комод из чёрного дерева, увенчанный двумя латунными семисвечниками, на полу лежал ковёр с тонким восточным узором, вся стена над комодом была увешана фотографиями в рамках. Я подошла посмотреть, но Маня шепнула – потом. Она указала на дверь справа, которую я сразу не заметила.

-Нам туда!


И тут силы окончательно покинули меня. Я поняла, что не в состоянии сделать и шаг.

-Я не пойду,- горячо зашептала я,- возьми пакет, тут конфеты для твоей бабушки и наш семейный альбом с фотографиями.

-Ты чего?- Маня вцепилась мне в руку,- совсем с ума сошла? Пойдём, у нас ещё мороженое есть!

-Нет,- я отступила к входной двери, вцепилась в ручку,- я не ем мороженое. И печенье не ем, и вообще, мне уже пора домой! Меня мама заждалась!

-Нарка ты соображаешь что творишь?- Манька повисла на мне и попыталась отодрать от дверной ручки,- куда ты пойдёшь, что я Ба скажу?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия