Письмо было сдержанное, даже банальное, тем не менее оно волшебным образом подействовало на Эдди: нахлынули воспоминания о том, как он впервые увидел Ингрид в кафетерии Фостера; женщина с синим шарфом на шее купила для двоих сыновей один кусок пирога, и они без споров разделили его пополам и с наслаждением съели. Эдди спросил у нее, который час. Оказалось, она немка, и ей чудом удалось избежать увольнения: она выступила на заседании некоего комитета и осудила Гитлера и свою родину. В семье был еще один ребенок, девочка, но она умерла в младенчестве. Стефан и Фриц, семи и восьми лет, говорили о сестре так, будто она исчезла неделю назад. Они называли ее Крошкой Хелен и перед каждой трапезой благословляли ее душу. Их отец умер сравнительно недавно, погиб во время аварии на фабрике, но его поминали редко. А вот Крошку Хелен не забыли.
В Детском парке Эдди с мальчиками, оседлав мешки с картошкой, скатывались с пологих деревянных горок, порой обдирая себе колени и локти. В комнате смеха пол был испещрен дырками, из них то там, то сям неожиданно с шумом вырывался воздух (подававшийся каким-то невидимым умником) и задирал девочкам юбки. Ингрид страшно пугалась этих воздушных атак и со смехом вцеплялась в Эдди. Когда они ехали на трамвае домой, Эдди придерживал мальчиков, положив им ладони на грудь, и его удивил и тронул робкий стук: сердца ребят мышатами скреблись под его пальцами.
Они все еще там, Ингрид и ее сынишки. Они думают о нем, ждут его. Эдди нутром чувствовал, как эта простая мысль ворочается в нем, будто шмат земли, вывороченный лопатой. Оно по-прежнему с ним – то, что он оставил навсегда. Оно не исчезло, исчезновение – обман.
Глава 19
Эдди лежал на койке и дремал. Недалеко от Чили “Элизабет Симэн” вошла в Ревущие сороковые[40]
, и ее стало сильно качать. Вероятно, эта качка и пробудила в Эдди давно знакомый ритм: слабый, но настойчивый контрапункт, напоминающий стук отбиваемого мяча.– А настоящие гангстеры есть?
– Не в кино же их придумали.
– Они похожи на Джимми Кэгни?
– В кино Джимми Кэгни не похож на настоящего Джимми Кэгни. Он ведь ростом ниже мамы.
– Он твой друг?
– Я пожимал ему руку.
– Он похож на гангстера?
– Он похож на кинозвезду.
– А как узнать гангстера?
– Когда гангстер входит в комнату, разговоры обычно стихают.
– Все его боятся?
– Если не боятся, значит, он не настоящий гангстер.
– Мне не нравится бояться.
– И прекрасно. Значит, ты не станешь к ним подлизываться.
– А ты подлизываешься?
– Ты когда-нибудь видела, чтобы я подлизывался?
– Ты с ними разговариваешь?
– Здороваюсь. Некоторых я знаю давным-давно.
– А ты бы стал на их сторону?
– По возможности – нет.
Ее маленькая теплая ручонка скользнула в его ладонь. Она всегда торопилась туда нырнуть, точно пескарь в знакомую щелку.
– Мы увидим мистера Данеллена?
– Странно, зайка, что ты про него заговорила.
– Он давал мне карамельки.
– Мистер Данеллен – сластена. Вроде тебя.
– Он твой брат.
– Можно и так сказать.
– Ты спас его от больших волн.
– Верно.
– Он тебе спасибо сказал?
– В общем, да. Но он и вправду благодарен.
– Он поэтому угощал меня карамельками?
– Может, и поэтому, зайка.
– А тебе он тоже давал карамельки?
– Нет. Но я же не такой сластена, как ты.
Спустя много лет Анна вернулась к Эдди: ее голос, быстрый говорок, тепло ее ладошки в его руке. Она тянула его за собой по залам его памяти в укромную комнатку, где тщательно хранилась его прежняя жизнь. Он убедился, что там все осталось, как было, когда он ушел навсегда.
Воскресная месса. Лидия заплакала – сдавленно, но громче и горше, чем обычный младенец. Да она уже не младенец, ей уже три года; просто она такая маленькая, что по-прежнему умещается в детской коляске, где ее увечность не бросается в глаза. Чтобы успокоить Лидию, Агнес взяла ее на руки, и скрученное тельце оказалось на виду у всего прихода. Эдди стало мучительно стыдно, ему казалось, что его с маху треснули чем-то тупым по голове; чтобы удержаться на ногах, он ухватился за спинку стоявшей перед ним скамьи. Лидия по-прежнему выла, захлебываясь рыданиями. Мужчины морщились, но старались делать вид, что ничего особенного не происходит. Две замужние женщины помогли Агнес выйти с дочкой из церкви: одна толкала коляску, а вторая придерживала дрыгающиеся ножки Лидии. Анна рванулась было за ними, но Эдди удержал ее за руку. Все вокруг вдруг разом отступило на задний план, будто что-то сместилось у него в голове. Он не сводил глаз со священника, но слышал только невнятное гудение.