Манолито-очкарик (др.перевод)

Я снял колпачки с суперфломастеров и начал подниматься по лестнице, проводя концами фломастеров по стене. “Классно, мне нравится,” – подумал я про себя. Я провел три полосы: красную синюю и черную. Я старался, чтобы они получались прямыми и были похожи на перила. Вроде нормально получилось. Я рисовал фантастические перила и так добрался до третьего этажа. “Почему до третьего,” – спросишь ты. Да потому, что я живу на третьем, все испанцы об этом знают.

Дверь мне открыла мама и, как всегда, посмотрела на мои руки. Она так делает всегда,

когда я прихожу с улицы. Мама глядит на руки и понимаёт, где я был, когда, а иногда, и с кем. Однажды мы с дедом припозднились. Мама схватила мою руку, понюхала ее и выдала дедуле: ”Возможно, ты считаешь очень миленьким делом угощать ребенка креветками. А нормальную еду буду есть я.”

Да я ведь тебе еще раньше сказал, что мать не работает в ЦРУ только потому, что

американцы не дали ей такой возможности, но разведчица она – высший класс.

Ладно, проехали. Мы остановились на том, что мама посмотрела на мои руки и увидела,

что они все в пятнах от фломастера. Вдруг она так побледнела, стала белой, как дверь, увидев мои фантастически изумительные перила. Она начала спускаться по лестнице, идя по следу моих перил. Думаю, она дошла до входной двери. Дуралей шел за ней, ведя пальцем по моим цветным линиям. Потом я услышал, как мама очень-очень медленно поднимается по лестнице. А когда моя мама делает что-нибудь очень-очень медленно, это значит, что вот-вот разразится Третья Мировая война. Когда через секунду подошла мама, я начал хныкать, посматривая, не смогу ли я избежать смертельного приговора. Я плакал, тихонечко всхлипывая, потому что кто-то сказал мне, что плакать нужно тихо, приберегая слезы, чтобы их запасов хватило еще часов на пять.

Да, ребята, интуиция меня не подвела. Когда матушка добралась до третьего этажа, она

дала мне подобающую случаю затрещину.

С матушкой не заключают контракт на третью часть “Малыша-каратиста” только потому,

что нет справедливости в этом мире. Но, мама в сотню тысяч раз лучше, чем Учитель Малыша-каратиста. Когда она дает затрещину, как я уже говорил, я думаю: “Ну вот, пусть это будет самая глупая затрещина.”

А через полчасика я начинаю ощущать в ушибленном месте такой жар, что разбей на

моем затылке яйцо, и получишь яичницу. Этим все сказано. И все же я тысячу раз предпочитаю подзатыльник словесной нахлобучке. Когда мама находит для ругани подходящую тему и оседлывает своего любимого конька, тебе хана. Это нудятина может длиться недели, иногда месяцы, и даже годы.

В тот день темой были мои художества.

- Нет, этот ребенок сведет меня в могилу, – сказала мама, – он изрисовал фломастерами

всю лестницу. Кроме того, мы не можем скрыть, что это был именно он, потому что вся эта мазня тянется к нашей двери. Соседи заставят нас заплатить за покраску, и мы останемся без денег…

Мама продолжала говорить. Она все говорила и говорила, и говорила, но я ее уже не

слушал. Теперь уже слезы лились из моих глаз от беспокойства и тревоги. Я представлял себя и всю свою семью на улице, как мы умираем от холода, в рваных рубашках, просим милостыню, чтобы съесть на полдник жалкий бутербродик с кремом, как те семьи, что жили когда-то на площади Пуэрта-дель-Соль. Они пели, чтобы получить подаяние. Дедуля дал им триста песет, чтобы они немного помолчали, потому что лично он не мог этого вытерпеть. Люди аплодировали этой невероятно умной дедулиной идее, потому что на самом деле эта семейка пела хуже всех известных мне семей. Дедуля говорит, что теперь эта семья зарабатывает себе на жизнь, бродя по паркам с плакатом: “Если ты не подашь нам, мы запоем (у нас есть флейта и четырехструнная гитара).”

Думаю, они довольно неплохо живут, огребают золотые горы. Люди наполняют их

бейсболку золотыми монетами. Мой дедуля выбивается из толпы и приводит в порядок людскую жизнь. Он прямо-таки Супермен, но с меньшими возможностями. Мы с Дуралеем называем его Суперпростатик.

А матушка все продолжала трындеть о своем:

- Скоро начнут приходить соседи и выговаривать мне: “Поглядеть только, руки бы связать

твоему Манолито” и “А кто теперь будет платить за ремонт?” А потом, вечером, придет твой отец и скажет: “Это все ты виновата, ты подарила ему фломастеры” и “Ты мне скажешь, как мы оплатим в этом месяце непредвиденные расходы?”

Тогда дедуля встал со стула, как будто он находился в Конгрессе депутатов, поднял руку,

словно желая сказать нечто очень важное, и произнес:

- Не волнуйтесь, потому что… я в туалет на минутку.

Дело вовсе не в том, что мы должны были волноваться из-за того, что он пошел в туалет.

Дело в том, что из-за проклятущего простатита дедулю приспичивает совершенно неожиданно, и он вынужден прерваться на самом интересном месте, не закончив лучшие в своей жизни фразы. Вернувшись, дедуля продолжил:

- Не беспокойтесь, потому что дед Николас все уладит.

Дуралей захлопал в ладоши. Для него-то все в жизни очень просто, а у меня, когда я был

маленьким, все проходило точно так же, как сейчас.