Манолито-очкарик (др.перевод)

всех мальчишек из века в век были одни и те же костюмы Супермена.

Джихад всех предупредил. Он вышел из себя и бросился на первого, кого поймал. В

такие минуты высочайшего напряжения ему все безразлично и все нипочем. Не понимаю, зачем ему нужно было хватать меня. Моя мама, скорее всего, права, когда говорит, что я, как четверг, вечно посередке. Хорошо еще, что у меня развиты рефлексы, и я быстренько защитился:

- Нет необходимости разбивать мне очки и на этот раз, Джихад. Все знают, что я

предпочитаю быть Человеком-Пауком.

Тогда вышел один чувак из класса и сказал, что это он будет Человеком-Пауком, а одна

девочка, которая хотела быть Красавицей потребовала Чудовище… Чтобы все расставить по местам, нам пришлось драться. Нам не оставалось ничего другого, потому что в моем классе драка – это единственный способ решения проблемы нашего сосуществования.

Сита Асунсьон была настороже, стукнула указкой три раза по столу, и это сразу напомнило

нам, что мы находимся в школе, в классе с одной беспощадной училкой, ситой Асунсьон. Училка говорит, что стучит по столу, чтобы отвести душу. В глубине души ей хотелось бы настучать по нашим головам, но ей не повезло, это запрещено испанской Конституцией. “Если бы не было Конституции, – говорит иногда сита Асунсьон, – вы стали бы прямее, чем свечи в Храме Гроба Господня”.

- Никаких Суперменов, Человеков-Пауков, ни Красавиц, ни Чудовищ, – заявила училка. –

Вы должны показать Карабанчелю, Испании, Соединеным Штатам и всей планете Земля, что вы славные детки, вы боретесь за мир во всем мире. И я подумала, что вы все, все тридцать детей-чудовищ нарядитесь голубями мира.

Не будь сита Асунсьон вооружена своей указкой, не будь она еще и нашей училкой, и не

будь мы компашкой трусов, мы хором крикнули бы: “Катись колбаской по Малой Спасской!”

Мы все были сильно разочарованы. Это разочарование было самым большим за всю нашу

жизнь. Мы умолкли, и ничто в этом мире уже не радовало нас. Тогда сита продолжила:

- Жюри Уличного Комитета присудит нам первый приз, потому что нет в Испании жюри,

которое отказалось бы присудить первое место тридцати ребятам, которые переоденутся в костюмы голубей мира. И сверх того, мы получим кучу подарков. На один день мы станем символами мира во всем мире, и нашим боевым кличем до субботы будет девиз: “Мы победим!”

Вот это нам понравилось. С таким боевым кличем, как этот, мы могли бы шагать до конца

света. В наших костюмах суперголубей мира мы победим всех ребят из всех школ квартала.

Моя мама и матери тридцати детей-чудовищ, какими мы являемся, на этой неделе мастерили нам костюмы голубей из кальки.

- Для этой сеньориты Асунсьон любая причина хороша, лишь бы заставить матерей тратить деньги и работать, – громко сетовала мама. – Я купила костюм Человека-Паука, чтобы не иметь никаких проблем до армии, когда Манолито станет солдатом, и ему выдадут форму. А теперь вот делай еще и костюм голубя, – продолжала жаловаться мать. – Да-а, вот уж что мне необходимо, так это мир и спокойствие. Много-много спокойствия на пустынном пляже Бенидорма*, и без детей, вот это и было бы для меня вселенским спокойствием и миром во всем мире. – Мама замолчала на тридцать тысячных секунды, а потом продолжила с новой силой. – Если ты не успокоишься, я никогда не смогу примерить тебе костюм. Господи, да с тобой хлопот не оберешься, ну почему на твою голову никогда ничего не налезает, – сердито ворчала она. – Чего еще ждать, лоб шире двери..

- Как у Эйнштейна, – изрек дед, утешая нас с матерью. – Все ученые всегда были головастыми.

Маме пришлось мастерить еще один костюм голубя Дуралею, а все потому, что Дуралей – завида редкостный. Он взял привычку отказываться есть, если ему не сделают такой же костюм, как у меня. Мама говорит, что когда-нибудь он у нас обезводится. Мне по барабану, пусть обезвоживается, если хочет. Тоже мне жалость!

Короче, когда наступил день К (это от слова Конкурс и Карнавал) мама надела на нас наши костюмчики из кальки и сказала, чтобы мы отправлялись в школу. Прикинь, ей очень нравится смотреть, как мы выходим, наряженные посланцами мира, и идем, взявшись за руки. Вот только не спрашивай меня, почему. Я так и не смог этого понять.

На лестнице мы столкнулись с Луисой. Она увидела нас, и говорит:

- Смотри-ка, твоя мама изловчилась нарядить вас пингвинами.

У меня не было иного выхода, как подхватить на руки Дуралея и снова подняться домой, чтобы сказать маме, что мы не хотим вышагивать по улице пингвинами, будь это даже ради мира во всем мире. Мама ответила, что Луиса не видит различия между пингвином-мужем и голубкой-матерью.

- Идите в школу, да поскорее. Вечно вы должны прийти позже всех, – добавила она.

На улице какая-то сеньора сказала другой:

- Посмотри, дорогуша, какие милые пингвинчики.

Но мне уже не хотелось возвращаться домой, потому что мама в определенные моменты может прийти в неистовое бешенство. Да к тому же, в конце-то концов, мы представляем мир во всем мире.