Мантусаил (СИ)

- Най! - ахает припозднившийся Фавст и съеживается, словно под розгой. Чего ради ему с такой-то чуткостью было наниматься в армию? Неужели все из-за гражданства? - С тебя Канина шкуру сдерет!

- Ну вот еще! - отвергает пророчество Вописк. - Собачина собаки не ест... тьфу ты, то есть... а хотя... Пес с тобой, на-ка выкуси... то есть вкуси... да пей ты уже, надоел!

Фавст затравленно озирается - удачливый счастливчик, ничего не скажешь. Пересиливая себя, пригубливает и несколько успокаивается, ободренный тем, что разделил - а значит, уменьшил - нашу - а значит, и мою - вину.

- Может, и обойдется? - с надеждой гадает он. - Вон, с Квинтом и Марком обошлось... и с Аррунтом!

Я его не разубеждаю. Нескоро, ох нескоро Сагитта и Бестия рискнут снова померяться длиной мечей: их вовремя остережет и шрам на одежде, и заплата, пристеганная против шерсти. Нескоро тирон захочет еще разок попытать прочность своей шкуры, а с ней и тяжесть деканской длани. Я же... то, что сделал я - что делаю я, игнорируя строгий запрет, - не чета стычке изведшихся вояк или вздорному геройству новобранца. То, что сделал - что сделаю я, - измена. Дезертирство, переметничество, вероломство. Клятвопреступление - но кто из нас клятвопреступник сугубее: желающий помнить или расположенный забыть?

Дивес, посулив плащ - против безропотного, онемевшего, с позорной петлей перевязки на шее Гемина, от которого наставник-Гемелл не прочь избавиться, бросает кости - и проигрывает.

- Завтра ты будешь Дивес, - с завистью предрекает он, разоблачаясь. - Эх ты, предводитель юношества... тебе, мерзлоте, да на этакий рост и двух плащей мало!

Все мы здесь наказаны. Мне суждено сосчитать лишь до двух: Най, желающий забыть...

И Канина, который прекрасно помнит, где, как и с чьей подачи его десятка коротает вечер.

- Кто.

Это не вопрос, и поэтому, быть может, мы медлим - я медлю - с ответом: Канина успевает выплеснуть остатки воды себе в рот, брезгливо уронить бесполезную посудину под ноги и повторить - не вопрос, утверждение:

- Кто.

Некоторые потупляют замутившийся взор, половина смотрит именинниками. Я встаю.

- Нет! - вскрикивает Фавст, и неверной рукой хватает меня за руку, и мечет в кого придется возмущенные громы и молнии. - Нельзя же так! Я... мы... мы все...

- Не лезь не в свое дело, ублюдок!

Фавст отшатывается. Быть может, потому, что чересчур пьян. Или потому, что контуберний в своем вердикте единодушен. Или потому, что один из голосов в нестройном хоре принадлежал мне.