Мао Цзэдун

И все же партийное руководство мучали сомнения относительно надежности вновь обретенного союзника. Даже Мао, на протяжении всего пребывания в Цзянси требовавший от коллег активнее играть на разногласиях и конфликтах между различными группировками милитаристов, не знал, какую именно поддержку следует оказать Революционному народному правительству. Когда в конце декабря, раньше, чем кто-либо мог предположить, Чан Кайши начал полномасштабное вторжение в Фуцзянь, коммунисты заколебались. Их весьма ограниченная помощь 19-й Походной армии пришла слишком поздно. Разгромив мятежников, Чан Кайши вновь получил возможность вернуться в Цзянси.

Воспользовавшись двухмесячной передышкой в боях, ЦК провел в январе 1934 года свой 5-й пленум, решения которого в очередной раз подтвердили двойственность положения Мао. Он вновь стал полноправным членом Политбюро, то есть возвратился на пост, который занимал почти десятилетием раньше[49]. Поступить иначе пленум не мог — помня о той поддержке, которой пользовался Мао в Москве и о его должности «главы государства». Однако по своему рангу Мао был одиннадцатым — и последним — в составе Политбюро. На протяжении четырех дней Бо Гу и другие руководители партии критиковали его «правооппортунистические взгляды». В конце работы пленума делегатам объявили, что главой правительства назначен Чжан Вэньтянь. Мао сохранял за собой лишь почетный пост Председателя Республики.

О том, сколь мало для него все это значило, Мао дал понять, попросту отказавшись «по причине болезни» присутствовать на заседаниях. Чуть позже Бо Гу с ехидством заметил, что «слабое здоровье не помешало товарищу Мао» через несколько дней председательствовать на Втором съезде советов, где он прочитал девятичасовой доклад.

Многие годы спустя Мао заявил, что на 5-м пленуме верх одержала «левоуклонистская линия возвращенцев». В своем отчете, ставшем политической резолюцией пленума, Бо Гу утверждал: «В Китае сложилась настоящая революционная ситуация, являющаяся необходимой предпосылкой всенародного восстания. Страну все шире охватывает пламя революционной борьбы». Его слова были очень далеки от истины. В то время, когда Бо Гу их произносил, армии Чан Кайши уже продолжили свое неумолимое продвижение на юг.

Избранная на этот раз националистами тактика «блокирования» резко отличалась от их методов ведения боевых действий в предыдущих кампаниях. Теперь они возводили каменные форты с толщиной стен до шести метров, в некоторых местах укрепленные сооружения разделяло чуть больше двух километров. «Черепаховые панцири», как называли их коммунисты, располагались по огромной трехсоткилометровой дуге вдоль северной и западной границ «красной зоны». Продвигаясь вперед, авангардные части строили новые линии укреплений — буквально в нескольких километрах от старых. Прибывшие к Чан Кайши из Германии военные советники с чисто тевтонской педантичностью пресекали все попытки отступить от принятого замысла. В течение года войска построили четырнадцать тысяч долговременных оборонительных объектов, охватывая территорию «красной зоны» медленно сужавшимся кольцом.

Немецкий советник был и у коммунистов. В конце 1933 года по заданию Коминтерна из Шанхая прибыл Отто Браун, до этого обучавшийся в Военной академии имени М. В. Фрунзе в Москве. Однако предложенная им тактика «коротких и быстрых ударов», предполагавшая молниеносные атаки на оставленные ушедшим вперед противником форты, повсеместно приводила к провалам. Ожидать иного было бессмысленно: Чан Кайши навязывал отрядам Красной армии свои условия позиционной войны, имея огромное численное преимущество в живой силе. В 1934 году Мао по крайней мере дважды предлагал, чтобы Красная армия, совершив прорыв в Чжэцзян или Хунань, вышла из кольца укреплений на равнину, где можно было применить излюбленную коммунистами тактику мобильных военных действий. Однако Бо Гу и Браун, называя его идеи «пораженческими», отвергали их с ходу.

Осложнение военного положения обостряло в «красной зоне» и политический психоз. Офицеры созданных в армии «особых отделов» вели на передовой край карательные отряды, задачей которых было контролировать действия войск в бою. Двадцатипятилетний командир полка Гэн Бяо вспоминал позже, что произошло, когда его подчиненные оставили господствовавшую на местности высоту: «С «маузером» в руке ко мне приближался начальник «особого отдела» Ло Жуйцин. Мелькнула мысль: дело дрянь. В то время головы летели с плеч и за меньшее. Подойдя, он ткнул дуло пистолета мне под нос и заорал: «Что здесь, черт побери, происходит?! Почему твои люди бегут?»

Судьба была милостива к Гэну. Он не только довел бой до конца, но и стал спустя много лет послом КНР в Москве. Другим везло меньше. О провозглашенном в Цзинганшани принципе доброволия армия уже не вспоминала.

Еще хуже приходилось гражданскому населению. Все рекомендации Мао по проведению земельной реформы были отброшены. В ходе обрушившихся на село «красных» погромов погибли тысячи людей, десятки тысяч бежали в другие районы страны.