Для Чжоу эта процедура представляла особые мучения. Мао по крайней мере дважды лично обрушивался на него с нападками, обвиняя в недостатке принципиальности и готовности пойти на поводу у более сильной партийной группировки. В Цзянси Чжоу примкнул к «возвращенцам», а после 1937 года стал поддерживать Ван Мина. Сейчас Мао решил, что пришло время преподать Чжоу урок[58]
. От Жэнь Биши, одного из самых надежных помощников Председателя, потребовали осудить сам факт его знакомства с Ван Мином. Кан Шэну поставили в вину ошибки в руководстве «движением по спасению» — так же, впрочем, как и его предшественнику Дэн Фа, архитектору кровавой чистки в Фуцзяни. За исключением отсутствовавших Ван Цзясяна (в то время он находился в Москве) и Ван Мина (был болен) каждый чиновник должен был покаяться и принести клятву верности идеям Мао Цзэдуна. Эта процедура не коснулась лишь Лю Шаоци, ставшего на сторону Мао еще в незапамятные времена.В апреле 1944 года, заставив оппозицию смолкнуть, Мао был уже готов остановить шабаш самобичевания. Ван Мин и Бо Гу, заявил он, не понесут за свои антипартийные ошибки никакого наказания — в отличие от старых большевиков на родине вождя мировой революции.
На какое-то время в КПК воцарился мир.
Через некоторое время на совещании кадровых работников партии Мао сдержанно извинился за «излишнюю жесткость» в ходе «движения по спасению» и в знак искупления своей вины отвесил собравшимся поклон. Однако он недооценил глубину ненависти, вызванной в душах коммунистов этой кампанией: для того чтобы аудитория взорвалась аплодисментами прощения, ему пришлось поклониться еще два раза.
В заново переписанной истории КПК борьба Мао против «ошибочных взглядов» Чэнь Дусю, Цюй Цюбо, Ли Лисаня и Ван Мина, равно как и его триумфальная победа в 1935 году представали в виде единого и непрерывного процесса. Созданный таким образом миф дожил до 70-х, и, возможно, дольше: если Председатель всегда был прав в прошлом, то как он сможет оказаться неправым в будущем?
До того как ЦК КПК в апреле 1945-го одобрил подтверждающее этот тезис «Решение по некоторым вопросам истории нашей партии», прошел ровно год. Документ редактировался четырнадцать раз, так как почти каждый сановник захотел внести собственную интерпретацию тех событий, непосредственным участником которых он являлся. Многие моменты оказались настолько спорными, что планировавшееся на 7-м съезде их обсуждение было перенесено на предстоящий пленум, направить ход которого в нужное русло было намного проще, чем переубедить делегатов съезда. В целях сохранения единства Бо Гу ввели в состав комиссии по подготовке проекта, что само по себе означало его согласие с критикой в свой адрес. Ван Мина также удалось убедить обратиться в Центральный Комитет с покаянным письмом. Как и предполагалось, 7-й съезд КПК прошел в обстановке полного согласия и нерушимого единства партийных рядов. По настоянию Мао Бо Гу и Ван Мин были переизбраны в состав ЦК, хотя оба и значились в самом конце списка. Сохранил свое членство и обвиненный когда-то в левацком уклоне Ли Лисань — на протяжении последних пятнадцати лет он жил в СССР, всеми забытый, и о съезде партии даже не подозревал.
Мао Цзэдун на съезде стал уже Председателем всей партии, а не только лишь Политбюро и Секретариата ее Центрального Комитета. Пост второго человека в КПК удерживал за собой Лю Шаоци, его объявили наиболее вероятным преемником Мао. Третьим оказал Чжоу Эньлай, хотя, чтобы напомнить старому сопернику об ошибках прошлого, его имя Мао внес в список членов ЦК едва ли не последним: пусть не забывает, что нынешним постом он обязан Председателю, а не поддержке своих сторонников. Четвертым назван Чжу Дэ, пятым — Жэнь Биши.
По завершении работы съезда Мао получил в свое распоряжение тот сплав харизмы, политической и идеологической власти, ради обладания которым он, начиная с Цзуньи, не жалел титанических усилий. На протяжении прошедших лет наиболее внимательные из его гостей подспудно ощущали назревающие перемены. В 1939 году Эдгар Сноу нашел Мао пребывавшим в состоянии почти отрешенной безмятежности, Эванс Карлсон увидел его глубоко погруженным в мысли, но удачнее всех подметил Сидней Риттенберг. «В компании Чжоу, — писал он, — я чувствовал себя, как с другом. В присутствии Мао я сидел рядом с Историей».
В Европе к лету 1944 года на стороне сил союзников был уже неоспоримый военный перевес. Капитулировала Италия, в Нормандии высадились войска США и Великобритании. С востока непобедимые германские дивизии теснила разжавшаяся наконец стальная пружина Советской армии. Конвульсивные попытки изменить ход войны в Азии предпринимала Япония. Ее наступление в Китае еще продолжалось, однако на оставшейся части тихоокеанского театра боевых действий гордые воины микадо терпели поражение за поражением. Когда верховное командование в Токио только начинало задумываться о немыслимом — о непосредственной обороне родных островов, — Сталин и Рузвельт уже строили планы послевоенного устройства мира.