Мао Цзэдун

В июне 1937 года новый печатный орган КПК газета «Цзефан» («Освобождение») впервые опубликовала его портрет. Это был отпечаток вырезанной в дереве гравюры, на которой лицо Мао озаряли лучи восходящего солнца. В Китае такой мотив традиционно ассоциировался с богоподобным императором. Через полгода в Шанхае вышел первый сборник его трудов. Летом 1938-го появилась еще одна веха: Линь Бяо, верный его наперсник, написал о своем «гениальном руководителе», и эта метафора на протяжении последующих лет стала настолько избитой, что от нее тошнило и самого Мао.

Произошли определенные перемены и в его взаимоотношениях с окружающими.

В самом начале яньаньского периода гости с Запада были очарованы спартанской обстановкой и простотой царивших в лагере коммунистов нравов. Мао тогда мог без всяких церемоний зайти к соседу поужинать или скоротать вечер за игрой в карты. «Постепенно у нас зарождалось, — писал впоследствии Отто Браун, — то, что сейчас назвали бы «светской жизнью». По субботам устраивали танцы, которые Мао — несмотря на ремарку Агнес Смедли «он совсем не чувствует ритма» — чрезвычайно любил, поскольку всегда наслаждался женским обществом. Американский коммунист Сидней Риттенберг вспоминал об одном из таких вечеров:

«Я остановился у двери, из-за которой доносились низкие звуки контрабаса, пары скрипок, кларнета и, по-видимому, саксофона… Внезапно дверь распахнулась, и я смог заглянуть внутрь. Прямо напротив себя, у стены, я увидел портрет Председателя Мао — в полный рост. Я сразу же узнал его высокий лоб, брови и маленький, почти женский рот. В дверном проеме на фоне белой стены его львиная голова выглядела сурово, чуть ли не устрашающе. Зрелище длилось всего мгновение. Музыканты заиграли фокстрот, портрет ожил, подал руку партнерше и заскользил по полу».

За фасадом неприступности, в ненавязчивой, американизированной, как ее описывал один из европейцев, атмосфере громкого смеха и дружеских похлопываний по спине формировался новый партийный ритуал совместного отдыха высших чиновников.

Весной 1938 года Виолетта Кресси-Маркс, одна из представительниц поколения неустрашимых женщин-исследователей, которая провела промежуток между двумя мировыми войнами в путешествиях по Востоку, описывала, как у ворот резиденции Мао в Фэнхуаншани ее встретил боец с ручным пулеметом, другой же стоял у входа в дом, вооруженный «самой огромной обнаженной саблей из всех мной когда-либо виденных». Ушли в прошлое те дни, когда в Цзинганшани или даже в Жуйцзинс Мао и другие высшие руководители партии делили кров с простыми крестьянами. Повсюду утверждался явственный иерархический стиль. Теперь уже не Мао шел к кому-то за советом — визитеры приходили к нему сами. Ближе к лету того же года он реквизировал единственный в городе автомобиль «скорой помощи», дар Нью-Йоркской ассоциации китайских прачечных, чтобы превратить его в свою личную машину. Остальные члены Политбюро продолжали ходить пешком.

Немногие в партии приветствовали избыток превосходных степеней — «самый находчивый», «наиболее квалифицированный», «талантливейший», «авторитетнейший», — которые все чаще звучали в адрес Мао. Лю Шаоци, его преданный и последовательный сторонник, был вынужден даже обратиться к коллегам с осторожным предупреждением: «Мы не должны пропагандировать слепое подчинение, нельзя творить себе кумиров».

Но в ноябре 1942 года из далекой Европы пришла весть, заставившая партию забыть о последних сомнениях. Сталинградская битва, которую Мао назвал «красным Верденом», повернувшая ход войны и сделавшая неизбежным разгром Германии и ее союзников, приблизила неотвратимый момент возобновления борьбы между КПК и Гоминьданом.

10 марта 1943 года выходит в свет книга Чан Кайши «Судьба Китая», в которой автор заявил о своих претензиях на верховную власть в стране. Буквально через несколько дней Мао стал Председателем Политбюро и, следовательно, руководителем всей партии. «Судьба Китая» стала обязательным учебным пособием в школах и университетах. «Красные зоны» своей Библией сделали труды Мао по китаизации марксизма.

Два месяца спустя, после того как Сталин в знак благодарности за помощь своих западных союзников распустил Коминтерн, позиции Мао еще более упрочились. Теперь КПК и в теории, и на практике превратилась в независимую политическую партию.