Мао Цзэдун

Одной из причин падения их боевого духа было общее ухудшение атмосферы, воцарившейся в гоминьдановских армиях после того, как в Тихоокеанскую войну вступили США. Военачальники Чан Кайши потеряли всякий интерес к борьбе с японскими оккупантами, вполне резонно полагая, что рано или поздно с ними расправятся союзники. По признанию одного из генералов, «войска расслабились и думают только об удовольствиях… У них не осталось никакого желания воевать и подвергать опасности собственные жизни». Ситуация ухудшалась некомпетентностью военного руководства. Командующий войсками США в Китае генерал Ведемейер называл офицерский корпус Чан Кайши «бездарным, вялым, необученным, мелочным и абсолютно неэффективным». А вот что говорил сам генералиссимус: «Я целые ночи провожу без сна, размышляя о тех безрассудствах, которые они могут совершить. Глупцы! Что бы они ни начинали, все оборачивается» полным идиотизмом, и самое для них лучшее — это не предпринимать ничего вообще». Однако постоянное стремление Чан Кайши руководить буквально веем душило в его подчиненных даже зачатки инициативы.

Проблемы, с которыми столкнулись националисты, обострялись никуда не годной организацией их разведывательной службы. Развернутые Кан Шэном кампании по борьбе со «шпионами Гоминьдана» при всей их гротескности привели к тому, что агентура Чан Кайши так и не смогла проникнуть даже в низовые партийные организации КПК. Командование же вооруженных сил Гоминьдана было, наоборот, наводнено тайными сторонниками коммунистов. Ближайший помощник Чан Кайши, начальник его Генерального штаба Лю Фэй — типичнейший кадровый гоминьдановский военный и высокомерный бюрократ — являлся агентом Кан Шэна, как, впрочем, и руководитель отдела военного планирования Гоминьдана Го Жугуй. Перед началом гражданской войны командование НО А было прекрасно осведомлено о каждом шаге, который собирались предпринять националисты.

Не менее важным фактором стало и падение боевого духа гоминьдановской армии, строившейся на основе воинской повинности. Рекрутов по деревням собирали вооруженные отряды; оставались необработанными поля, лишались кормильцев семьи. В сборных пунктах, где предполагалось обучение начальной воинской подготовке, новобранцев содержали под усиленной охраной. Кое-где у них даже в холодные зимние ночи изымали одежду, лишая тем самым возможности дезертировать. «Эти бедолаги, — писал один американский наблюдатель, — были вынуждены спать совершенно голыми. На площади в двенадцать — пятнадцать квадратных метров их набивалось по сорок — пятьдесят человек. Сержант объяснял, что так им теплее, а сон от этого становится крепче». Надев форму, привязанные к одной веревке наподобие узников, рекруты шли своим ходом в части, располагавшиеся иногда на самом фронте, в сотнях километров от дома. Многих шатало от голода и жажды: продовольственные пайки продажное офицерство с удовольствием продавало на сторону. В переходе от Фуцзяни к Гуйчжоу из тысячи рекрутов до места назначения добрались немногим более сотни, в другой группе из семисот остались живы лишь семнадцать. Таких случаев было множество. За пару лет до гражданской войны от общего числа призванных в течение года полутора миллионов человек до частей дошла едва ли половина: остальные погибли в пути либо дезертировали. Прибыв на фронт, многие при первой возможности ударялись в бега. Ежемесячно из гоминьдановских частей дезертировали около шести процентов новобранцев. Те же, кто оставался в строю, страдали от недоедания и полного отсутствия медицинского обеспечения. Полковник Баррет сообщал, что неоднократно наблюдал, как «солдаты националистов без сил падали, а многие и умирали, пройдя всего лишь милю».

Встречая такое к себе отношение, войска и вели себя соответственно. Вот что вспоминал один из сотрудников «миссии Дикси»:

«Я побывал в нескольких оставленных коммунистами деревнях, занятых и разграбленных солдатами Чан Кайши. То, что не могло быть вывезено на украденных повозках с волами, представляло собой просто никому не нужный хлам… Оставляемое в амбарах зерно смешивалось с навозом и человеческими экскрементами, колодцы засыпались землей… Сельскую школу солдаты превратили в нужник и измазали калом все стены — так они поступали повсюду. Молодая женщина рассказала о том, как рота гоминьдановцев тащила ее за собой из форта в форт, ежедневно насилуя. Семидесятипятилетняя старуха, оставшаяся в деревне одна, пожаловалась, что не может сидеть, поскольку была многократно изнасилована».

Население некоторых уездов, обозленное неспособностью Красной армии защитить крестьян от подобных зверств, обращало свой гнев на коммунистов. К той же тактике гоминьдановцы прибегали в Цзянси пятнадцатью годами ранее.