Руководство коммунистических партий с ужасом ожидало развития событий, опасаясь распространения заразы и развала лагеря социализма. Не стал исключением и Китай. Зимой 1956 года Мао вновь и вновь обращался к партии, убеждая се, что страшная напасть обойдет КПК стороной.
Что послужило причиной взрыва? — спрашивал он Центральный Комитет и сам же отвечал: коммунисты Польши и Венгрии не смогли до конца очистить свои ряды от контрреволюционных элементов. Китай не повторит этой ошибки. Другим фактором стал разросшийся бюрократизм, в обеих странах стеной отгородивший партийных работников от народных масс. Данная проблема не была решена и в Китае:
«И сейчас среди нас находятся те, кто считает, что, придя к власти, они имеют полное право расслабиться в кресле и лениво пинать народ ногой. Эти люди вызывают в массах отвращение, в них готовы швырять камни. На мой взгляд, они этого заслуживают, такие действия масс я бы приветствовал. Иногда ситуацию может исправить только хороший удар кулаком. Наша партия должна извлечь урок… Нам требуется высокая бдительность, ни в косм случае нельзя допустить закрепления бюрократического стиля руководства. Мы не можем позволить себе превратиться в оторванную от масс аристократию. У народа есть все основания отрешить бюрократа от власти… Говорю вам: самое лучшее — убрать таких работников. Они должны быть убраны».
Решение проблемы Мао видел в очередной кампании по очищению партийных рядов. Осуществить ее следовало так, чтобы она, подобно предохранительному клапану, выпустила весь народный гнев. Ошибка венгерских коммунистов заключалась в том, подчеркивал он, что они не смогли своевременно урегулировать противоречия между теми, кто руководит, и теми, кто подчиняется. В результате накопившийся антагонизм принял самые крайние формы. «Если есть гнойник, он неизбежно прорвется, — продолжал Мао, — вот из чего мы обязаны извлечь наш урок».
Отсюда следовало, что рабочие в Китае должны иметь право на забастовки: «Это поможет разрешить противоречия между государством, директорами заводов и массами». Пусть студенты выходят на демонстрации: «Ничего страшного, мир полон противоречий».
Таким образом, к концу 1956 года оформились два важнейших элемента кампании «ста цветов»: движение, призванное сделать партию более чуткой к мнению масс, и некоторое ослабление тотального контроля с целью дать выход недовольству общества. Нерешенным оставался лишь один вопрос: время начала кампании. Мао предлагал лето следующего года.
И тут появился новый фактор.
Некоторые молодые литераторы, вдохновленные процессом начавшейся либерализации культурной жизни, набравшись смелости, решили проверить, сколь далеко простирается терпимость партии. Консерваторов их действия привели в ярость. 7 января 1957 года группа политработников НОА опубликовала в «Жэньминь жибао» письмо, где выражала резкое возмущение приверженностью традиционным литературным жанрам в ущерб принципу социалистического реализма. Напрочь забытым, предостерегали авторы, оказался и тезис Мао о том, что искусство должно быть поставлено на службу политике. Захлестнувший прессу поток восторженных откликов на публикацию свидетельствовал: взгляды армейских ценителей литературы получили широкую поддержку общества.
Видя, что поставленные им цели подверглись искажению, Мао, как обычно, встал на дыбы.
Его публичная реакция была достаточно сдержанной. Через пять дней после публикации письма он направил в редакцию журнала «Шикань» («Поэзия») подборку своих написанных в классическом стиле стихов. Такой шаг Мао ненавязчиво дал литературоведам в погонах понять: традиционные формы по-прежнему имеют право на жизнь.
Перед более привычной аудиторией Председатель позволил себе быть прямолинейным. Чуть позже на совещании партийных работников он заявил, что военные критики все перепутали. Свободы вовсе не слишком много — ее чересчур мало. В Китае должны открыто печататься труды противников марксизма, к примеру, статьи Чан Кайши, ведь «если не прочитать ничего из им написанного, то и противопоставить ему будет нечего». Тираж «Цанькао сяоси» («Новости для справок») — сборника новостей западных информационных агентств, закрытого издания для узкого круга высших чиновников — следует увеличить в сотни раз, чтобы общество имело представление об образе мыслей империалистов и буржуазии. Пусть писаки типа Лян Шумина свободно выражают свои идеи: «Коли в животе у них скопились газы — дайте им выпустить их! Только тогда человек сможет определить, насколько приятен этот запах… Кто, почувствовав вонь, захочет остаться рядом?»
Никакая изоляция недопустима, провозглашал Мао. Намного разумнее сделать массам «прививку» чуждых идей, это только закалит их политический иммунитет. Наш принцип должен быть один: