Мао Цзэдун

26 ноября, обсуждая вопросы долгосрочного военного планирования, он внезапно начал увещевать Лю: «Ты являешься первым заместителем Председателя, но ведь никто не гарантирован от случайностей. Представь на мгновение, что после моей смерти судьба не улыбнется тебе. Давай поменяемся местами прямо сейчас. Ты — Председатель. Ты — первый император!» Лю Шаоци осторожно уклонился от предложенной чести, пропустив мимо ушей брюзжание Мао о том, что у него уже нет сил и с ним никто не считается. Двумя неделями позже Председатель самыми черными словами крыл зарождающийся в недрах партии класс капиталистов, «пьющих кровь трудового народа». Следующей он впервые произнес фразу о «партийных бонзах, идущих по капиталистическому пути». 20 декабря Мао вновь упомянул Лю, давая понять, что все решения теперь принимает именно он. В дальнейшей речи он доказывал необходимость перенацелить «движение за социалистическое воспитание»: оно должно вестись не против коррумпированного чиновничества и крестьян — расхитителей собственности, но искоренять в партии ревизионистскую ересь. Прежде всего, с угрозой в голосе замечал Председатель, массы бросят в очистительный огонь своего гнева «волков», то есть «власти предержащие»; «лисы» и прочие хищники помельче тоже дождутся своего часа, но позже.

И все-таки Лю выстоял. Он согласился с Мао в том, что некоторые провинциальные парткомы действительно «переродились» и что в первую очередь необходимо разоблачить высоких партийных покровителей коррумпированного чиновничества. Однако при этом Лю дал четко понять: главной целью движения в целом должна быть борьба против коррупции, а не идеологические наскоки на «ревизионизм».

Свое недовольство Мао проявил в здании Всекитайского собрания народных представителей на банкете по случаю семьдесят первой годовщины его дня рождения. Не упоминая имен, он объявил взгляды Лю антимарксистскими и добавил, что Дэн Сяопин руководит Секретариатом ЦК как «своим королевством». Двумя днями позже последовал новый взрыв негодования: размахивая книжечкой партийного устава, Мао ледяным голосом заметил, что имеет такое же право выражать свое мнение, как и любой член партии — почему же тогда Дэн пытался предотвратить его появление на совещании, а Лю очень не хотел давать ему слово? Не менее зловещим было и его напоминание о споре, имевшем место в 1962 году, с членами Постоянного Комитета по вопросу «системы семейного подряда». Спор этот Председатель назвал «разновидностью классовой борьбы». Теперь же разгоралась новая борьба: против тех «властей предержащих, которые решили пойти по капиталистическому пути».

Эта зажигательная фраза была включена в изданную в середине января директиву по организации движения с единственной поправкой: вместо «властей предержащих» в ней говорилось об «ответственных работниках». Первоначальный проект директивы прямо предостерегал, что «подобные перерожденцы есть даже в Центральном Комитете». Чжоу Эньлаю, прекрасно знавшему образ мышления Председателя, в последний момент удалось заменить «Центральный Комитет» на «отделы ЦК».

Лю Шаоци, как и большинство других членов руководства партии, воспринял замечания Мао как брюзжание сварливого пожилого мужчины — еще способного, несмотря на возраст, метать громы и молнии, но стремительно погружающегося в старческие воспоминания о славном революционном прошлом. Кризис, казалось, миновал.

Но судьба Лю была уже решена. Мао осталось лишь найти соответствующий способ избавиться от опасного преемника.

ГЛАВА 15 КАТАСТРОФА

В феврале 1965 года Председатель послал Цзян Цин в Шанхай. Она должна проложить идеологический бикфордов шнур — в нужный момент Мао подожжет его, и Китай охватит всепожирающее пламя «великой пролетарской культурной революции».

Огнивом, которым была высечена первая искра, явился брошенный Мао шестью годами ранее призыв к партии следовать примеру Хай Жуя — императорского чиновника династии Мин. Пэн Дэхуай понял призыв Председателя слишком буквально, за что и понес справедливое наказание. Но идея не оказалась забытой: в 1959–1960 годах появился ряд литературных произведений, развивавших тему, среди них наиболее видное место занимает драма известного писателя и историка У Ханя. В кругу приближенных Мао многие, в том числе и Цзян Цин, считали, что «Разжалование Хай Жуя» было аллегорической защитой попавшего в опалу Пэн Дэхуая. Председатель, которому драма чрезвычайно понравилась, поднял их рассуждения на смех. Однако в начале 1965 года любимое произведение раскрыло перед ним новые возможности.

У Хань пользовался известностью не только как историк. Занимая пост заместителя мэра Пекина, он являлся, по сути, человеком Пэн Чжэня. Пэн, первый секретарь Пекинского горкома партии, был вторым лицом в Секретариате ЦК — сердце огромной партийной машины. Подобно большинству высших руководителей, он представлял собой человека замкнутого и малообщительного. Отсутствие преданных друзей делало его фигуру весьма уязвимой.