Мао Цзэдун

На состоявшемся сразу после VII съезда 1-м пленуме ЦК КПК Мао был избран Председателем ЦК, Политбюро и Секретариата ЦК, а в конце августа 1945 года, на расширенном совещании Политбюро, – Председателем Военного совета ЦК.

По словам А.В. Панцова, происходящее в Яньани «по какой-то странной причине не нравилось советскому агенту, то и дело славшему в Москву нелестные отзывы о вожде китайских коммунистов. Культ Мао вызывал у него раздражение, как будто сам Владимиров прибыл в Яньань не из тоталитарного СССР, а из либеральной Швейцарии.

Сталин же, однако, не реагировал на настойчивые телеграммы «товарища Сунь Пина», даже невзирая на то, что тот бил тревогу по поводу «националистического и троцкистского перерождения» КПК. Да и как он мог быть недовольным Мао, даже если и читал писания своего разведчика? Ведь вот что доносил Владимиров: «Мао хочет, чтобы в дальнейшем история писалась так, как он ее трактует… В Особом районе нет ничего из печатных работ, которые несли хотя бы какую-то память о существовании в прошлом других партийных взглядов… Мао превозносят как земного владыку, безгрешного, мудрого и всемогущего… Ни пленумы, ни конференции, ни резолюции, а насилия решали исход борьбы… Тут одна цель – перемолоть всех (даже верноподданных председателя ЦК КПК) во имя признания в будущем неограниченности его [Мао] власти над партией… Под “диалектикой” Мао Цзэдун понимает свободу действий независимо от принципов… Бросается в глаза и характер отношений высших партийных работников с простыми коммунистами. Тут и не пахнет отношениями товарищей по партии. За внешней демократичностью – почти армейские отношения начальников с подчиненными. Восторженная же почтительность делегатов вызывает обиду за людей… Нынешний съезд КПК особенный! С первых же дней его работы ясно, что он утверждает безраздельность власти Мао Цзэдуна… [и] новый характер отношений в партии (который уже складывался все последние годы). Это дух подхалимства, унижения перед Мао Цзэдуном и его единомышленниками. Призыв к отказу от человеческого достоинства ради “вечной правоты” Мао Цзэдуна».

Ну так что? Чем такая партия отличалась от большевистской? Почему Сталин должен был вмешиваться в дела Мао, если тот скрупулезно перестраивал КПК по образу и подобию ВКП(б)?»[133]

Следует добавить, что и сетования Владимирова на то, что Мао, в отличие от Чан Кайши, не ведет активной борьбы с японцами, а бережет силы для будущей гражданской войны, Сталина совершенно не волновали. В мае 1942 года, когда Владимиров приступил к выполнению своей миссии в Яньани, Япония уже прочно увязла в войне против США, а уже в июне, после победы американского флота в битве у атолла Мидуэй, исход этой войны был предрешен и прекращение японского сопротивления стало лишь вопросом времени. В такой ситуации вторжение японской Квантунской армии на советский Дальний Восток могло произойти только в случае, если бы советское сопротивление германскому вторжению потерпело полный крах и Япония могла бы оккупировать дальневосточные территории, используя минимум сил и средств. Но на ход борьбы на советско-германском фронте действия армии Мао, да и армии Чан Кайши, никакого влияния оказать не могли, и Сталин это прекрасно понимал. Зато истощение армии Гоминьдана в борьбе с японской армией при сохранении основных сил армии китайских коммунистов Сталина более чем устраивало, так как повышало шансы на победу КПК в неизбежной после завершения Второй мировой войны гражданской войне в Китае. Ведь Чан Кайши приходилось вести гораздо более тяжелые бои с основными силами японцев на юге Китая, что существенно ослабляло его армию.

16 июня 1942 года Димитров послал Мао шифрограмму: «Нынешнее положение повелительно диктует, чтобы китайская компартия предпринимала все от нее зависящее для возможного улучшения взаимоотношений с Чан Кайши и укрепления единого фронта Китая в борьбе против японцев. Мы знаем, что Чан Кайши и гоминьдановские лидеры всячески провоцируют компартию с целью ее дискредитации и изоляции, но нельзя считать правильной политику с нашей стороны, если наши люди поддаются на эти провокации вместо того, чтобы умно реагировать на них. Между тем имеются сведения, что Чжоу Эньлай в Чунцине это не учитывает и своими действиями иногда льет воду на мельницу провокаторов. Он организует тайные совещания с противниками Чан Кайши и с иностранными корреспондентами, направленные против Чан Кайши, о которых последний, конечно, узнает и использует для дальнейшего натравливания против компартии и для оправдывания своих провокационных мероприятий.

Просьба обратить серьезное внимание на это обстоятельство и принять срочные меры, чтобы представительство Компартии в Чунцине проводило твердую, последовательную политику, направленную на улучшение взаимоотношений между компартией и Чан Кайши и Гоминьданом, избегая со своей стороны всего, что могло бы эти взаимоотношения обострить. Необходимо спорные вопросы непосредственно с Чан Кайши выяснять и стараться урегулировать.