Мао Цзэдун

Кроме телеграммы от 2 января, в которой разъяснил свою точку зрения, сегодня я еще раз хочу по этим вопросам сообщить Вам нижеследующее: я искренно и очень благодарю Вас за данные мне указания. Я должен глубоко изучить их, принять во внимание и принять по ним меры. В области взаимопониманий с Гоминьданом проводимая нами политика является политикой сотрудничества. Я предполагаю, что в этой области обстановка в 1944 г. будет лучшей. Внутрипартийные вопросы: политика в этой области направлена к объединению, к сплочению единства. В отношении Ван Мина будет проводиться точно такая же политика. В результате работы, проведенной во втором полугодии 1943 г., внутрипартийное положение, единство партии в значительной степени улучшилось.

Я прошу Вас успокоиться. Все Ваши мысли, все Ваши переживания в сердце мне близки, ибо и мои мысли и мои переживания, в своей основе, такие же.

С приветом,

Мао Цзэдун»[127].

25 февраля 1944 года Димитров направил телеграмму Мао:

«Дорогой товарищ Мао!

Получил обе Ваши телеграммы. Особенно обрадовала меня вторая Ваша телеграмма. Я не сомневался, что Вы обратите нужное серьезное внимание на мои дружеские замечания и что примете соответствующие меры, диктуемые интересами партии и нашего общего дела. Буду Вам очень благодарен, если Вы мне сообщите, какие практические результаты дали уже принятые Вами мероприятия.

Братский привет. Жму крепко Вашу руку»[128].

29 февраля Димитров направил еще одну шифровку Мао: «Просьба сообщить нам, есть ли какие-либо более серьезные перемены во взаимоотношениях между компартией и Чан Кайши, и если да, в чем конкретно выражаются эти перемены. Не смогли ли бы давать нам короткую сводку за неделю или десять дней о положении в Особом районе, о действиях Вашей армии и партизанских] отрядов против японцев и важнейших моментах деятельности компартии? Это было бы в нынешней сложной ситуации очень полезным»[129].

7 марта 1944 года до Димитрова дошла шифровка от Ван Мина: «Уважаемый Г[еоргий] Михайлович]! В течение декабря-января мне передали две Ваши телеграммы. Благодарю Вас за заботу о КПК и обо мне. Мое отношение к Мао Цзэдуну остается таким, каким оно было раньше, так как я всей душой поддерживаю его как вождя партии, невзирая на личное в прошлом разногласие между нами по отдельным вопросам политики антияпонского национального единого фронта и серьезнейшей кампании, которая в течение последнего года ведется против меня по вопросам внутрипартийной жизни.

Товарищ мне сказал, что он систематически информирует Вас по всем этим вопросам. Я не знаю, что в этой области Вас интересует и какие вопросы неясны. Прошу дать указания, буду отвечать. Последний год в партии ведется кампания пересмотра всей ее истории на основе идей и деятельности Мао Цзэдуна. Он выставляется как главный представитель китайского большевизма и китаизированного марксизма-ленинизма. Сознавая, что Вы можете поднять авторитет партии, что особенно важно в условиях отсутствия Коминтерна, в условиях выпячивания КПК как национальной пролетарской партии, я полностью поддерживаю эту кампанию. В целях этого я уже и устно и письменно заявил Мао Цзэдуну и ЦК о том, что борьба против лилисяновщины, выдвижение новой политики антияпонского национального единого фронта является заслугой Мао Цзэдуна, а не моей, как это я считал раньше. Я также заявил об отказе от всех политических разногласий.

Сердечно благодарю Вас и дорогую Розу за долголетнюю заботу и воспитание моей дочери.

Выражаю глубокое соболезнование по поводу смерти любимого Мити! (Имеется в виду сын Димитрова Митя (1936–1943). – Б. С.)»[130]

На состоявшемся 23 апреля – 11 июня 1945 года в Яньани VII Всекитайском съезде партии, на котором 754 делегата представляли 1 210 тысяч членов КПК, и Чжоу Эньлай, и Ван Мин были включены в состав Центрального комитета. Мао не начинал съезд до того, как «больного» Ван Мина не внесли на носилках в зал заседания. Тогда председатель открыл партийный форум словами: «Я пригласил на наш съезд товарищей Ван Мина и Цзясяна. (Ван Цзясяна, который действительно был тяжело болен, тоже внесли в зал на носилках. – Б. С.) Наш съезд действительно является съездом сплочения!»[131] Чжоу Эньлай давно уже перешел на сторону Мао, а изолированный в партии и лишенный поддержки Москвы Ван Мин более не представлял опасности для Мао.

Накануне съезда 7-й расширенный пленум ЦК принял «Решение по некоторым вопросам истории». Теперь весь путь КПК до совещания в Цзуньи был представлен как цепь беспрерывных правых и левых уклонов от правильной линии Мао, а все его оппоненты были подвергнуты уничтожающей критике.

В принятом на съезде новом уставе партии говорилось: «Коммунистическая партия Китая считает идеи, объединяющие теорию марксизма-ленинизма с практикой китайской революции – идеи Мао Цзэдуна – путеводной звездой во всей своей работе»[132].