Судьба их в точности повторяла судьбу легендарного старателя из первоселенцев Дэвида Марахси. Взяв кредит на освоение планетоида, он высадился на каменюгу с несколькими рабочими и новейшим горнопроходческим комплексом. Вместе они резво взялись за дело, проковыряли планетоид как мыши сыр, но не обнаружил ничего, кроме многообещающих пород и вездесущего войлока. После нескольких месяцев пустых надежд и обещаний рабочие потребовали расчета, а банк — положенных ему процентов. Дэвид Марахси не мог выплатить ни того, ни другого, и рабочие покинули планетоид, отбив ему почки и прихватив все, что могли унести на себе, в качестве оплаты. Комплекс ржавел и разваливался, пока старатель прятался от кредиторов и тщетно искал новых инвесторов. От официального банкротства его спасло только пристрастие к побочному продукту войлока — вытяжке войлоканитового корня, наркотического вещества, сходного по воздействию с марихуаной. Под парами вытяжки он свалился в штрек и сгинул в сладостных видениях, оставив планетоиду гордое имя и чудовищные долги.
Банковским приставам, прибывшим на место, обратить взыскание оказалось не на что, и сам планетоид после недолгих препирательств с единой тогда еще Викторией оказался предметом залога. С ведома банка-залогодержателя для покрытия части убытков на Марахси стали размещаться вредные производства. В качестве рабочей силы набирались маргиналы с Мумбаев, люди, которым даже на краю цивилизации не нашлось места: Марахси был тем дном, снизу которого уже не стучали. Маргиналы оседали в грязных катакомбах у заводских стен, тянули войлочную вытяжку, как отец-основатель, а темными неосвещенными ночами в качестве бесплатного развлечения плодились; скудно, но достаточно, чтобы передать потомкам культуру и традиции, вызывавшие судороги у образованных людей. Преступников, удравших на Марахси, не искали — никакое наказание не было сравнимо с теми условиями, в которые попадал наемник. Назад тоже не возвращались, потому что на Марахси жизнь была коротка.
— Имейте в виду, я не нейрохирург, — вырвал Быка из его мыслей голос врача. — Для отработки методики имплантации нужно время и практика. Первые эксперименты могут быть неудачными вплоть до отторжения.
Операционная была переоборудована из ангара для того самого горного комплекса, с которого все началось. Туда было удобно доставлять оборудование от входа в штрек, и людей из камер в другом конце коридора.
— Да ладно вам, — лениво откликнулся Саммю, устроивший наблюдательный пункт на перекрытии, доходившем до половины склада и нависавшем над операционным столом, который раньше был верстаком. — Медицинская страховка им все равно не положена, а профсоюз мы упразднили. Ну, сдохнет пара штук от заражения крови, кому до этого дело?
— Также я не гарантирую, что интерфейс вообще установится, — продолжал врач, расставляя на столе рядом с верстаком коричневые крафт-пакеты. — Нейрохирургические операции делаются специальным оборудованием, а не скальпелем и иглой. Еще меньше могу сказать, как это будет выглядеть для них. Люди не искины, их нейросеть не выведешь на экран. Как себе это представляет Ромул, я не знаю.
Саммю покрутил круглой головой по сторонам, потом посмотрел на Быка.
— А что наш специалист по зрелищам, испугался? — своим вопросом опередил вопрос про Ромула Бык. — Не хочет посмотреть на дебютантов спортивного шоу?
— Не любит крови, — засмеялся Саммю. — Да и вопли переносит болезненно, если они исходят не от него.
Бык приподнял брови.
— Мы не будем использовать анестезию? — тревожно спросил он врача. — Это все планируется на живую?
— Для общей анестезии у меня нет оборудования, — огрызнулся тот снизу. — Если не обеспечивать давление и вентиляцию легких при положенной глубине сна, мозг умрет от кислородного голодания. А не умрет, так приведет своего носителя в вегетативное состояние. Сделает овощем, если вам это проще понять.
— Уверяю вас, у марахсийцев разница незаметна, — отмахнулся Саммю. — Но вам виднее. В конце концов, заткнуть им глотку и зафиксировать в нужном положении не так уж трудно.
— Я не садист, как некоторые, — врач одарил Саммю неприязненным взглядом. — Анестезия будет, но местной. Чип мал в размерах, это три миллиметра на десять, большого количества неприятных ощущений не доставит. По крайней мере, во время операции. Потом — возможно, но тут уже все будет зависеть от индивидуального болевого порога. На мой взгляд, это не страшнее удаления зуба, ощущается примерно так же. Зашивать их я не вижу необходимости.
— А как происходит взаимодействие человека с чипом? — с любопытством спросил Бык. — То есть как они будут вводить туда коды, чтобы он связал их с искином? И как поймут, что это удалось?
— Как вы набираете своих собеседников в паде, когда руки заняты? — врач начал злиться. — Представьте себе, что пад вам просто вшили под кожу.
— Голосовой набор? — быстро предположил Саммю, которому понравилась аналогия и шарада в целом, да и ждать было не так скучно. — Радиочастотная идентификация?