— Если бы я вдумывался в то, что чувствую, давно бы спятил, — честно ответил Саммю. — Вот выгорит у Ромула дело со школой, брошу эту работу к чертовой матери.
— Чем займетесь? — Бык очень понадеялся, что Саммю скажет что-нибудь о длительном отдыхе, но тот раздул ноздри и на секунду провалился куда-то в глубину своих фантазий, после чего тряхнул головой.
— Школе понадобится охрана, — сказал он. — Не просто тупые униформисты, а собственная армия.
— Надеетесь ее возглавить? Зачем нам армия?
— А вы никогда не думали, насколько мы тут беззащитны?
Пустоватые глаза Саммю отразили блики от спота на потолке и показались Быку мертвыми.
— Несколько андроидов не в счет, а кроме них кто у нас есть? — продолжал тот свою мысль. — Вы, да я, тупой диджей и пара трепачей с микрофонами. Один лучевой пистолет на всех да пара шокеров. Нас можно брать голыми руками.
Бык с тревогой посмотрел на его расширившиеся зрачки, снова уловил тот давний страх, который видел в них однажды в медблоке.
— У вас паранойя. Никому мы не сдались, чтобы высаживать сюда десант. Да и международный скандал будет. Нужно больше отдыхать, а не просиживать сутками напролет перед мониторами.
Глаза Саммю приобрели обычный вид, а лицо стало хитрым.
— Неужели сейчас не спросите, как там Старуха поживает?
— Почему не спрошу? Могу спросить.
— Лучше, — отмахнулся Саммю. — Вторую операцию сделали, собрали на живую нитку, но она определенно идет на поправку, бабы живучие. Герр доктор клянется, что в последний день «Парада» мы сможем выпустить ее на арену.
— Зачем? — не понял Бык. — Опять ваши дикие фантазии? Она же почти инвалид! Чудом ее выходили, так отдайте покупателю — и дело с концом.
— Цена, которую можно взять с покупателя, ничто по сравнению с тем, что будет твориться, когда мы объявим ее бой. Знаете, как они сейчас говорят, когда кто-то фантастически везуч и удачлив за гранью реальности? «Ты что, из сто пятой?»
— Что, действительно?
— Да. Старуха из сто пятой, Малой из сто пятой, Высокий тоже, Борода, да больше половины турнирной таблицы «парада» — это сто пятая. Фабрика звезд, мать их. Откуда только вызрели…
Последнее Саммю уже пробормотал, неловко покачнувшись, и Бык вдруг понял, что он смертельно пьян. Не хотелось думать, что в пустой кабинет Ромула тот шастает за бесплатными коньяком и виски, но ничего другого в голову не приходило. Он посторонился, чтобы дать ему пройти, попутно раздумывая о том, кто был покупателем Старухи. Он не слышал его имени, только недавно узнал о том, что тот существует. Турнирная таблица была наклеена через каждые два шага по всему коридору.
В кабинете Ромула Бык проверил сообщения в ящике, пароль и логин от которого знали только они с Ромулом. Письмо было одно — Ромул удачно сел в Виктор-Сити и занял номер в гостинице. Встречу назначили на завтра, в девять вечера. Других новостей не было.
На обратном пути Бык остановился под спотом тусклого освещения и поднял голову к афише. Глянцевая бумага, черная с красным, печаталась здесь, в Дартсаршери, на древнем как мир станке. В левом верхнем углу из-за таблицы выглядывала маска ромульянина, в правом нижнем углу скалился Горо, изображенный очень похожим. Почему именно он, вопросов не вызывало — сорок два боя, самый старый и самый сильный кассин Колизея. Бык поискал его место в таблице и удивился — далеко не первая треть и даже не вторая, ближе к концу, а потом догадался. Имена шли сверху вниз по убыванию суммы принятых за последнюю неделю ставок. Это было удобно для посетителей, не знаешь на кого ставить — ставь на того, на кого и большинство, не прогадаешь. Горо редко выходил на арену, полученные травмы позволяли ему собраться на один-два боя в месяц, слишком мало, чтобы подогревать народную любовь к себе, когда на слуху постоянно имена новых фаворитов.
Бык поднял руку, содрал одну из таблиц со стены, смял в кулаке и, не найдя куда выбросить, сунул себе в карман. Ее место осталось зиять на стене, выбитым зубом в ряду других, здоровых, крепких и бесчувственных.
Пройти сквозь букмекерскую во время приема ставок на «парад планет» было задачей трудной. Бесконечные толпы народа давились в окошки и совали туда кредиты, о происхождении которых на Марахси никого не спрашивали. Разношерстные туристы со всем своим барахлом в руках делали зал подобием вокзала. Прибывающие и убывающие смешивались лицами в цветном калейдоскопе, где никому не было дела до того, кто снует за их спинами в направлении дверей на лестницу, уследить бы за кошельком и очередью, попутно сверяясь с цифрами на табло.
Уровнем ниже находилась квадратная площадка с тяжелой крышкой люка, которая была сейчас открыта. Несколько униформистов, стоя у провала в нижний коридор, сверялись со списком, отправляя ходунка за кассинами, назначенными на открытие «парада». Такой же список был у Быка, поэтому он постоял немного рядом и посмотрел, как служители вытягивают из темноты прибежавшего за ходунком молодого парня в войлочной робе. Парень был бледен и страшно нервничал.
— Следующий пошел, — крикнул ходунку униформист. — Пятьсот четвертая, Волк.