Читаем Марево полностью

Всадники спустились къ рк, перехали мостъ, и свернувъ съ большой дороги, направились къ уединенному фольварку, когда-то сборному мсту званыхъ охотъ. Не переводя духу проскакали они три версты, отдлявшіе его отъ селенія, и пустили взмыленныхъ лошадей шагомъ у самой фермы. Пять, шесть хатокъ чернлись въ кустахъ; огни погашены, на улиц ни души. За ними раскинулся старый, дремучій лсъ, тянувшійся верстъ на пять, и съ боку нсколькими перелсками примыкавшій къ рощ Горобцевскаго хутора. Богъ всть какими судьбами уцлвъ отъ истребленія свободными винокурами, онъ перешелъ въ руки богатаго магната, который хранилъ его почти такъ какъ хранятъ зубровъ въ Бловжской пущ. Подъзжая къ нему, Инна вспомнила, какъ еще въ дтств заблудилась она здсь въ непроходной чащ, какъ ее отыскивали цлымъ хуторомъ и насилу нашли ужъ ночью подъ столтнимъ дубомъ….

Графъ первый въхалъ на опушку; передъ нимъ посторонился часовой съ двустволкой на плеч; другой, лежа на овчинномъ тулуп, выскалъ огня въ коротенькую люльку. Невдалек трещалъ хворостъ и стелящееся по втру пламя освщало пятнами пеструю кучку вооруженныхъ людей, переливаясь фантастическими колерами въ темной листв. Дюжій повстанецъ, сидя на срубленномъ дерев, точилъ косу; блестящее лезвее съ визгомъ звенло по камню. Дв стреноженныя лошади щипали траву, фыркая и отдуваясь. На проск блли палатки; голубоватыя тни деревьевъ волновались на полотн; кое-гд виднлись наскоро сложенные шалаши. Рои комаровъ вились вокругъ огней съ дымившимися котелками. Подл нихъ кучками копошились люди; тамъ и сямъ сновали разноцвтныя чамарки. Огнистыя блестки мелькали по связкамъ косъ, по стволамъ ружей и пистолетовъ. Смутный говоръ, смхъ, псни, стояли въ толп. Толпа разступалась, пропуская графа со свитой, валила за нимъ, волнуясь и бросая шапки; крики сливались въ непрерывный гудъ виватовъ; испуганные грачи, хлопая крыльями во сучьямъ, тучей поднялись съ деревьевъ.

Графъ слзъ съ лошади, и раскланиваясь на об стороны, прошелъ въ палатку съ трехцвтнымъ знаменемъ у входа.

— Чего ты хмуришься? крикнула Инна брату, снимавшему ее съ сдла:- поди! Видть не могу такого лица! Я живу, живу изо всей силы.

Она пошла по лагерю и наткнулась на Колю, обнимавшагося съ какимъ-то гимназистомъ.

— Какое время переживаемъ мы! Видлъ Горбуна-то? Какимъ сталъ молодцомъ!

— Это, братъ, хоть кого расправитъ! восхищался Коля, обнаживъ саблю.

Въ другой кучк шелъ шумный разговоръ.

— Тащи все что подъ руку попало! училъ отставной поручикъ Кондачковъ: — будетъ, попировали! Пора и намъ! Кабы къ самому старику забраться! Говорятъ въ замк птичьяго молока только нтъ!

— Нтъ, ты вотъ что скажи: сердце-то сорвать! хриплъ горбатый Бирюлевъ:- за всю жизнь расплатиться! Да и наболло жь оно у меня!

— Зальемъ! Утро вечера мудрене, утшалъ поручикъ подавая ему флягу.

— На гибель врагамъ народа! оказала Инна, подойдя къ пьющимъ.

— Amen! торжественно проговорилъ домовый ксендзъ Бронскихъ.

Инна подсла къ ближнему котелку и попросила себ ложку.

— Проголодалась, паненка? улыбнулся Квитницкій, гордо покручивая усъ.

— Цлый денъ съ лошади не сходила, весело отвтила она, принимаясь за кашицу.

— Весело намъ, говорилъ другой шляхтичъ:- мы своего дождались.

— И мн весело, перебили Инна:- я такая же дочь революціи, какъ и вс вы.

— Пей, пани! крикнулъ тотъ, протягивая ей стаканъ водки.

— Горлка? Дай! — Она насильно заставила себя выпить полстакана, и, поперхнувшись, со слезами на глазахъ, опрокинула его въ траву.

— Графъ зоветъ васъ всхъ къ себ, сказалъ подошедшій къ нихъ Леонъ.

Въ палатк Бронскаго собрались назначенные имъ офицеры. У входа стояла простая одноколка въ одну лошадь. Пани Лисевичъ привезла графу письмо инсургентовъ съ извстіемъ о стоянк въ пятидесяти верстахъ дальше, и о предстоящемъ поход болотами и лсомъ на уздный городокъ.

Инна съ удивленіемъ глядла на Бронскаго.

Онъ сидлъ на куч дорогихъ ковровъ въ гордой, повелительной поз, и едва кивнулъ головой вошедшимъ: Ова пошла знакомиться съ Полькой.

— Привтъ вамъ, сказала она, пожавъ ей руку:- женщины вступаютъ въ свои права!

— Что вы длаете, шепнулъ ей Коля:- знаете ли вы кто эта дама? Это…. камелія.

— Здсь вс равны! отвтила Инна:- тмъ хуже для патріотокъ, если падшія женщины подаютъ имъ примръ.

— Панове! заговорилъ Бронскій:- мы должны расчистить мсто товарищамъ; они придутъ съ похода, имъ въ пору будетъ только съ гарнизономъ управиться; наше дло отрзать расквартированный по хуторамъ эскадронъ…. Я думаю….

— Графъ, это военный совтъ? перебила Инна.

Тотъ кивнулъ головой.

— Мннія подаютъ младшіе, замтила она съ удареніемъ.

— Что тамъ такое? вступился Квитницкій:- насъ двсти родовитыхъ Поляковъ. Идти прямо и побить Москалей.

Завязался споръ. Одни предлагали идти двумя отрядами, чтобы заманить Русскихъ въ засаду. Другіе совтовали держаться къ лсу, чтобъ обезпечить отступленіе; третьи хотли ждать прибытія главнаго корпуса повстанцевъ.

— Надо поджечь коновязи, сказалъ Квитвицкій, — и тогда въ сумятиц ихъ легко перерзать.

— Рзатъ сонныхъ? вскрикнула Инна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза