Марево

По лагерю зажглись костры; тнь часоваго заходила по блому полотну палатки. Чувствуя усталость, Инна раздлась, прилегла на сно и покрылась плащомъ; но воздухъ такъ накалился за день, въ ней самой кровь была такъ разгорячена, что она тотчасъ же разметалась, и все еще не могла заснуть; а тнь все двигалась съ правильностью маятника; она стала смотрть на нее, чтобы заставить глаза слипаться…. Вдругъ тнь раздвоилась. Водолазъ сорвался съ мста и кинулся подъ ноги вошедшему; но обнюхавъ, тотчасъ завилялъ хвостомъ.

— Я раздта! съ неудовольствіемъ проговорила Инна, закрываясь плащомъ:- что жь вы вычистили лошадь? Такъ скоро?

— Это я, сказалъ Бронскій.

— Это вы? Что вамъ нужно? холодно проговорила она.

— Инна, выслушайте, я несчастнйшій человкъ, я цлый день протаскался въ лсу. — Онъ опустился возл нея на сно.

— Вы пришли упражняться въ ораторскомъ искусств? Напрасно! Мн давно извстно ваше краснорчіе, презрительно проговорила она.

— Вы хотите оскорблять меня?

— Нтъ, я боюсь васъ…. Зачмъ вы пришли? Что вамъ надо? Или еще не кончено между нами?

Она приподнялась и взглянула ему прямо въ лицо.

— Не отталкивай меня, говорилъ Бронскій, наклоняясь къ ней. — Дай мн поплакать съ тобой; я мучусь, мн тяжело.

— Я! я! мн! говорила Инна, дко усмхаясь:- а тмъ каково было? О нихъ ни слова?

— Инна, могъ ли я поступить иначе? Что я такого сдлалъ, за что меня такъ-то ужь презирать?

— А, у васъ достаетъ еще лицемрія? Отчего жь это вы сперва-то ихъ отпускали? Вы сволочь свою задабриваете!

Графъ молчалъ.

— Вы продали кровь! Вы продали ее за власть! Не отвирайтесь…. Вы злйшій изъ всхъ деспотовъ. Первый опытъ удался…. Идите!

— Какъ ты хороша! Еслибы ты только видть себя могла! заговорилъ Бронскій въ страстномъ порыв.

— Идите же!… вдь я не любовница вамъ, что вы такъ со мной сидите….

— Не пойду, отрзалъ онъ, придвигаясь къ ней.

Она толкнула его въ грудь и отскочила въ уголъ палатки.

— Если вы потеряли даже уваженіе къ женщин, такъ вотъ Лара вамъ напомнить. Онъ также хорошо суметъ схватить за горло, какъ и ваши доблестные воины.

— Понимаю, сказалъ Бронскій вставая, — я слишкомъ низокъ для синьйоры, я недостоинъ…. чего бишь?

Онъ запахнулъ плащъ и вышелъ изъ палатки, напвая что-то себ подъ носъ. Не усплъ онъ отойдти ста шаговъ, какъ лагерь пришелъ въ движеніе.

— Сигналъ! Сигналъ! Зарево! раздавались голоса.

Бронскій обернулся: красная полоса разросталась и трепетала за лсомъ, темныя фигуры пшихъ и всадниковъ неслись мимо него на опушку; знамя колыхалось чернымъ пятномъ на аломъ неб; гуще и гуще валила за нимъ толпа, Коля подскочилъ къ палатк съ осдланною лошадью. Гулъ постепенно стихалъ, раздались голоса командующихъ, всхъ ихъ покрылъ голосъ графа. Онъ объзжалъ своихъ людей и каждому отдавалъ какой-нибудь приказъ; масса тронулась. Пройдя форсированнымъ маршемъ два-три перелска, они остановились въ полуверст отъ задворковъ, освщенныхъ съ одного конца хутора ярко краснымъ свтомъ; огня еще не было видно за деревьями садовъ. Тутъ Бронскій раздлилъ пшихъ на дв банды. Самъ графъ съ конницей долженъ былъ ожидать ршительной минуты для нападенія съ свжими силами, о чемъ его увдомитъ нарочный. Шайки пошли въ разныя стороны, и скоро скрылись въ темнот.

— А вдь это мой хуторъ горитъ, сказала Инна, подъхавъ къ Бронскому:- не слишкомъ ли ужь это безцеремонно?

— Въ самомъ дл? сказалъ онъ, осаживая лошадь:- еслибъ уланы стояли въ моемъ замк, тамъ еще свтле было бы.

X. Что-то тамъ?

А что тамъ? Съ тхъ поръ какъ Русановъ ушелъ въ походъ, на хутор дни пошли еще однообразне. Старый майоръ раза два на недл здилъ къ Горобцамъ, но это мало способствовало оживленію. Онъ сталъ молчаливе, о веселыхъ разсказахъ не было и помину. Юлія по цлымъ днямъ не показывалась.

— Двичье дло, догадывалась Анна Михайловна:- груститъ со миломъ дружк. Богъ ему судья! Ни за что покрылъ чернотой молодость.

— Конечно-съ! поддакивалъ майоръ, со вздохомъ затягиваясь изъ черешневаго:- привычка дло великое! вдь вотъ не было же прежде, жилъ и такъ! А теперь безъ Володи-то и трудно.

— И поспорить-то, побраниться не съ кмъ, чуть не проговорилась Анна Михайловна, вспомнивъ еще что-то.

Не унывалъ одинъ Авениръ, усердно занимаясь механикой, посл несчастнаго опыта надъ заводомъ.

Такъ и шла день за день обычная жизнь, какъ вдругъ случился казусъ, перебурлившій весь домъ. Мсяца два о Конон Терентьевич не было ни слуху, ни духу. Авениръ какъ-то захалъ проведать его. Каково жь было изумленіе заводчика, когда онъ засталъ дядю въ какомъ-то балахон, сидвшаго на полу, окруженнаго цлымъ ворохомъ книгъ! Вс шкафы растворены, вся библіотека разбросана по комнат. Кононъ Терентьевичъ глубокомысленно разглядывалъ переплеты, складывалъ книги на подобіе кирпичей въ пирамиды, башни и прочія архитектурныя созданія. Замтивъ племянника, онъ подошелъ къ нему, и оглядываясь на свои издлія, таинственно прошепталъ: "фундаментъ готовъ!"

Авениръ только руками развелъ, кликнулъ мальчика, прислуживавшаго дяд.

— Давно ли это съ нимъ?

— Та кто е знае?

— Что это будетъ, дяденька? обратился Авеннръ къ строителю, поршивъ увезти его къ себ.