Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма

– Ну, брат, нечем хвастаться! – возразил первый. – Тоже катит под восемьдесят. Эх! Фомич, Фомич! Укатали коней крутые горки! Что тут толковать про быстрые глаза, когда молодость улетела – как пить дала.

– Полно вам ершиться, соседи! – сказал третий. – Мертвого с погосту, говорит пословица, назад не носят, сколько не горюй о молодости – она не воротится. Ты вот, Андрей Фомич, как ни спорил, а вышла правда дяди Петра. Смотри-ка, ведь в самом деле это скачет верховой.

Пока старики спорили, к ним подскакал всадник на вороном коне. Бедная лошадь, остановившись, пошатывалась, пена текла с нее клубом. Все доказывало, что она совершила и длинный и трудный путь. Вид всадника подтверждал это предположение: красивая и довольно богатая одежда его была покрыта толстыми слоями грязи, лицо бледное, истомленное, щеки впалые; одни только глаза, прекрасные голубые глаза доказывали, что он еще жив, но и этот признак жизни был как будто неестественный – он отзывался огнем безумия.

– Послушай, старина, – сказал всадник, – не знает ли кто из вас, где остановился приезжий из Новгорода купец Собакин?

– А Бог его ведает, родимый! – отвечал дядя Петр. – Теперь наехало в Москву со всех сторон и бояр и купцов видимо-невидимо, так где нам всех знать, наше дело темное, старое – дальше печки своей ничего не ведаем, а спросить некого, все молодые ушли в Кремль. Вот сын мой Тимоха почти всех приезжих наперечет знает, может, он и сказал бы твоей милости, да и тот, глядя на других, побежал в город. И то сказать, люди молодые, хочется позевать, такое торжество не всегда бывает – вишь как в Кремли гудит царь-колокол!

– Что же это за торжество, старина? – спросил всадник.

Старик с удивлением посмотрел на незнакомца.

– Да разве твоя милость больно издалека приехал? По виду и речам, кажись, ты русский, а не ведаешь, что государь-батюшка сегодня свадьбу играет. Слава Господу – даровал он святой Руси царицу.

Дядя Петр не успел еще договорить, как незнакомца уже не было. Он скакал по дороге к Кремлю.

Оставим жителей слободы в недоумении рассуждать о странностях незнакомца (в котором, я думаю, читатели узнали уже несчастного Иоанна) и последуем за ним…

Подобно вихрю несся Иоанн на коне своем, не обращая внимания ни на многочисленные толпы народа, который в праздничном одеянии спешил в Кремль, ни на боязливые возгласы, а иногда и брань, которыми сопровождали прохожие неосторожного наездника. Наконец он в Кремле.

– Где живет новгородский купец Василий Степанович Собакин? – спросил Иоанн стражника, который стоял у ворот в красивом вооружении.

– Собакин? – отвечал последний. – Собакин, тесть нареченный государя? А вот в этих палатах, что напротив дворца государева, на левой стороне, отсюда третьи хоромы!

Иоанн поскакал далее и остановился у ворот дома, на который указал ему стражник. Привязавши наскоро лошадь, он вбежал на высокое крыльцо, взялся за скобку; дверь отворилась, и приказчик Собакина, человек небольшого роста, кубической фигуры, встретил приезжего. Он неоднократно видел Иоанна в доме своего хозяина, но жалкий вид юноши лишил его возможности узнать в наезднике несчастного жениха Натальи. Толстяк, окинувши с ног до головы Иоанна, грубо спросил:

– Что тебе надобно, любезный?

– Здесь живет новгородский купец Собакин?

– Да ты, любезный, в уме ли? Аль не знаешь, что господина Собакина величают Васильем Степановичем! He забудь, он нареченный тесть самого великого государя.

Иоанн не обратил внимания на грубое обращение толстяка.

– Могу ли я видеть Василья Степановича?

– Нет, не можешь, а если имеешь какую надобность, так можешь объявить нам: мы исправляем теперь должность дворецкого. – При этих словах мужик важно погладил свою бороду и значительно улыбнулся.

– Почему же я не могу видеть самого Василья Степановича?

– А потому, что он во дворце; ведь сегодня назначена свадьба.

– Какая же свадьба?

– Да что ты, молодец, белены, что ли, объелся? Об этом вся Русь знает от мала до велика: я оставил дома трехлетнего сынишку, которого так же, как и меня, зовут Фалалеем, – это родовое наше имя, – ну так поди, спроси его, какая нынешний день свадьба? И тот тебе ответит: Василий Степанович Собакин отдает, дескать, за великого государя единородную дщерь свою Марфу Васильевну.

– Марфу Васильевну, Марфу Васильевну, говоришь ты? – вскричал Иоанн, схвативши руку рассказчика. – Ради бога повтори, уверь меня, что Марфа Васильевна будет царицей московской!

Толстяк в испуге отскочил от Иоанна.

– Да что ты, – сказал он, – или и впрямь рехнулся! Что мне за неволя уверять тебя? Верь или не верь – Марфа Васильевна все-таки будет царицею.

– Как же, – спросил Иоанн, опомнившись, – у нас в Новгороде носился слух, что государь Иван Васильевич выбрал себе в супруги питомицу Василья Степановича, сиротку Наталью?

– Мало ли что болтают, язык без костей, гнется; ну да и то сказать, Наталья Степановна тоже в девках не засидится: сегодня сыграем свадьбу Марфы Васильевны, а послезавтра и Наталью Степановну запродадим, – у ней также есть жених завидный, приближенный боярин великого государя.

Иоанн задрожал.