– Что видишь, княгиня! – колдунья спросила, и взор у старухи ужасным огнем заблистал…
– Вижу, – отвечала Рогнеда, продолжая глядеться в дорогой сосуд, – вижу несчастия Полоцка – моей родины, вижу я смерть ближних и родных… вижу смерть своего родителя – князя!.. – и, рыдая, упала княгиня на ложе пуховое и не могла окончить речей своих…
– Утешься, княгиня! – сказала старуха. – Слезами ведь горю трудненько помочь, в несчастиях твердость всего нам дороже. Подойди же к сосуду и раз, еще раз посмотри!
Повинуется княгиня приказу колдуньи, подходит к сосуду с чудным снадобьем… Тут бросила старуха в сосуд каких-то чудесных кореньев, и, вспыхнувши, зелье взлетело дымком… и влага по-прежнему стала чиста и золотое дно сосуда доступно для глаз… Глядит в сосуд княгиня минуту одну, и слезы блистают на ясных очах; смотрит княгиня другую минуту и в страхе и в ужасе, словно от ветра зеленый листочек, дрожит…
– Что видишь, княгиня! – колдунья спросила, и взор у старухи ужасным огнем заблистал.
– Вижу, – отвечает Рогнеда, – бывшего князя Киевского – Ярополка Святославича, который был когда-то женихом моим… Слышу из уст его страшный упрек: он повторяет мне мои же слова… так точно говорила я:
И брови княгини насупились от гнева, и быстрыми шагами ходит она по терему… а старая колдунья смиренно стоит у дверей.
Долго Рогнеда ходила в раздумье; потом отпустила колдунью домой и приказала ей взять с собою дорогой сосуд с чудесным зельем – она дарила его старухе на память и обещалась жаловать вперед своей милостью… Тем ночь ужасная и кончилась…
Глава седьмая. Преступление
Сам Бог хранит главы Венценосцев…
Спит великий князь Владимир Красное Солнышко в опочивальне своей, и светлая улыбка блуждает на открытом челе, знать, сладкие сны баюкают державного и лелеют воображение его приятными думами; а над теремом великокняжеским что-то недоброе совершается: по черепичной, узорчатой кровле прыгает сорока зловещая, над израсчатою трубою блестят два глаза, словно два раскаленные угля, и сорока щебечет.
«Все уладила, Нелегкой! Все будет по-нашему; есть за что попросить у
«Смотри ведьма, – прошептало в трубе, – не ошибись в расчете, не согнул бы тебя Набольшей, за труды за твои, в дугу…»
«А за что так? – прощебетала сорока.
«Да так! – просипел Нелегкой, дело-то ты затеяла не по силам: мастерица ты простого киевлянина с ума свести и приворожить и отворожить и в широкой Днепр, за рыбой, пустить… да ведь здесь ты кутишь, мутишь не у богатого мужика, не у зажиточного купца и не у боярина княжеского, а во дворце самого князя великого. Смотри же, не схлопочи на свою голову, а не то Набольшой велит тебя, как о прошлом году на шабаше: вытянуть в нитку да и заставит старшую ведьму штопать его изношенные чулки…»
Засмеялся Нелегкой, а сорока, обидевшись, щебечет ему в ответ:
«Смейся, смейся, просмеешься! А дело выйдет по-моему: послушай!.. Слышишь княгине не спится и мечется она на ложе пуховом, словно в
Притихли речи на кровле; пропали Нелегкой с ведьмою.
Спит великий князь Владимир Красное Солнышко… А дверь опочивальни его отворилась: входит Рогнеда робкими шагами и боязливо озирается… луна светит сквозь узорчатое окно и освещает лицо князя великого… но Рогнеде не верится, – склонилась она над ложем державного супруга, начала прислушиваться к его дыханию и наконец уверилась… спит князь Владимир спокойным сном.
«Скоро уснешь ты на веки вечные! – подумала Рогнеда, глядя на князя, и бережно снимает висевший на стене над головою его широкой меч… еще мгновение… и не стало бы великого властителя… уже страшный меч, меч острый блестит в руках мстительницы, уже сверкает он над головою Владимира Красного Солнышка, но внезапно великий властитель Киева пробуждается от сна и видит Рогнеду с подъятым мечом, стоящую у его светлого ложа…
Едва встретила Рогнеда гневный взор своего супруга, как меч выпал из слабой руки и она, упавши к ногам раздраженного князя, умоляет о прощении…
Не молвил Владимир виновной ни слова в ответ и, бросивши на Рогнеду гневный взор, удалился из опочивальни…