Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Таким образом, статья отражает как сочувствие автора к героине, так и его неспособность по-настоящему освободиться от пут суждений, высказанных до него. Пусть в начале он пишет, что Маргарита была «самой необыкновенной монархиней из всех, явившихся в XVI в.», потому что «соединила в себе одной все добродетели, все таланты и все изъяны и даже пороки принцев из рода Орлеанов-Валуа», но в завершение цитирует сочувственные стихи отца Лемуана — на его взгляд, лучшее, что когда-либо было сказано о ней. Он также проводит, делая ферматой своего исследования, параллель между королевой и Марией Стюарт; его предпочтения — безоговорочно на стороне последней, грехи которой «были искуплены самым ужасным концом», тогда как Маргарита «отдала Богу то, чего уже не желал мир»[753]. Параллель между невесткой и золовкой уже проводил Брантом, но отнюдь не такую. Для мемуариста обе женщины в равной мере были жертвами Фортуны. Историк же, явно выражавший тем самым мнение, основанное на множестве злых слов, какие были сказаны о королеве со времен «Сатирического развода», делает совсем другой вывод. Он осуждает ее не столько за то, что она жила в грехе, — в конце концов, для женщины это естественно, — сколько за то, что выжила после отравления и после ухода мужа и вернулась, дразня моралистов. Если бы Маргарите хватило хорошего вкуса умереть раньше, как это сделала королева Шотландии, ей, несомненно, простили бы прегрешения.

Через два года, в 1777 г., появилась первая большая биография Маргариты, сочиненная каноником-библиотекарем Антуаном Монже. «Удивительно, — пишет он в предисловии, — что среди стольких авторов, писавших о частной жизни государей, никто не взялся за частную жизнь королевы Маргариты де Валуа. Благодеяния, которыми она осыпала литераторов, открытое покровительство, которое она им оказывала, обширные знания, какими обладала она сама, делают такое забвение непростительным. Может быть, их остановило то, что не всё в жизни Маргариты было достойно похвалы?» То есть Монже собирался объективно изучить биографию королевы, цитируя источники и пытаясь отделить правду от лжи, правдоподобное от вымысла.

Возникший в результате портрет получился под стать заявлению автора. Оставаясь в зависимости от историков, писавших до него, Монже вместе с Бейлем удивлялся ее лжи насчет возраста, следовал д'Обинье в рассказе о смутах 1580 г., вместе с Летуалем и Дюплесси-Морне описывал эпизоде оскорблением, вместе с Мезере рассказывал об аженской авантюре и взял фразу у Дрё дю Радье (не ссылаясь на него): «Ее воистину можно считать самой необыкновенной монархиней своего века. Она соединила в себе все добродетели и все изъяны королей из ветви Орлеанов-Валуа». Однако автор этой биографии близко следовал «Мемуарам» и чаще всего признавал правоту за Маргаритой. Главное — он полагал, что следует «изгнать яд и желчь, излитые на эту монархиню, действительно повинную в некоторых заблуждениях, но очень далекую от всего, что было написано против нее под действием как отчаяния партии, оставленной своим героем, так и ярости тех, кто не получил никакой выгоды от смут, которые разожгло их честолюбие». В самом деле, этот историк один из первых приписал «Сатирический развод» д'Обинье и увидел причину резкости его памфлетов в его личной и политической озлобленности[754].