Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Если эта ситуация была серьезным испытанием для нервов Шанваллона, то Маргариту, казалось, некоторым образом даже возбуждало само неустройство: «Для меня всякое противодействие и всякое препятствие станут тем же, чем капля воды для пламени. Разлука, разные объекты [люди], неудобство, ограничения настолько же усиливают мою душу, насколько бы они ослабляли слабую душу и сердце, обожженное заурядным огнем». Так, объясняла она, «я вчера заснула под балет, в комнате, полной придворных кавалеров; это развлечение, которое пригасило бы любую другую страсть, на мою действует так же, как морские волны на незыблемую скалу. Я проснулась только поздно утром, чтобы порадоваться, сколь велико мое счастье». Однако влюбленный уже не довольствовался мечтаниями и красивыми словами — он желал действий и, чтобы их добиться, обвинил королеву, что она меньше любит его, чем он ее. Ответ королевы заслуживает того, чтобы его привести, потому что больше нигде она так точно не сформулировала свои цели: «Счесть, что у меня ее [любви] меньше, чем у Вас, моя жизнь, значит преуменьшить великолепие нашей любви и оспорить ее совершенство, которое Вы так почтили своими стихами. Ибо если любовь может быть совершенной только благодаря согласию двух душ, объединенных единой волей, то если моего чувства недостает, не будет равенства, а следовательно, и совершенства, заключающегося в этом единстве, а я, как я полагаю, показала, что больше Вас, мое дорогое сердце, ценю сохранение [такого единства], поскольку воспротивилась, когда Вы пожелали его разрушить, поскольку я верю, что его бессмертие, как [неуязвимость] Ахилла, зависит от роковой случайности, от которой я могла бы лучше уберечь его [это бессмертие], чем он — прикрыть броней свою пятку». Иными словами: из двоих она любит больше.

Шанваллона это не всегда убеждало, и он все больше протестовал, оттачивая свои аргументы. «Вполне бесспорно, мое прекрасное сердце, — отвечала она, — что любовь изощрена на доводы и старается убедить. Однако я решила не сдаваться, полагая, что слава победителя тем больше, чем сильней сопротивление». И Маргарита вновь пересказывала катехизис неоплатонизма: «Человек — это только душа, соединенная с телом, и ей хватает двух чувств, зрения и слуха, чтобы удовлетворить свое желание; душа, в отличие от тела с его влечениями, испытывает тем меньше удовольствия, чем сильней таковое связано с другими [чувствами], — которые не могут вызывать любовь, так как они не суть стремления к красоте (ибо любовь — это ничто иное)». То ли королеве надоело объяснять, то ли она хотела положить конец упрекам со стороны Шанваллона, но, всяком случае, завершила она свой «урок» с юмором: «Будь Вы хоть философом, хоть влюбленным — Вы должны иметь снисхождение к моему разуму». Продолжение письма, настоящий вывод из него, показывает, какой смысл следует придавать платонизму Маргариты: «Итак, я, исполненная божественной, а не вульгарной страсти, посылаю тысячу воображаемых поцелуев Вашим прекрасным устам, каковые будут причастны удовольствию, предназначенному для души, заслужив это тем, что представляют собой инструмент для стольких прекрасных и достойных похвал или, скорей, похищают "если бы я могла"». Ясней выразиться нельзя: королева Наваррская — не недотрога, нельзя сказать, что она любит только идею любви; это женщина чувственная, но осторожная (и обжегшаяся), которая воображаемое «похищение» предпочитает «роковой случайности», вероятно, синониму завершения страсти. Уступить тому, кто считал ее слишком благонравной и требовал «послать, как говорится, Бога в Галилею» (собственные выражения Шанваллона), значило, несомненно, дать ему власть над собой и подвергнуть его большим опасностям, как это случилось с Бюсси. Но это было бы концом мечты, чего Маргарита страшилась еще больше, чем опасностей социального характера, как она показала. «Если вы хотите перестать любить, — скажет она позже, — овладейте любимым предметом»[339]. Видимо, она уже это знала.