Маргиналы и маргиналии

Тем более что у меня даже и шелковая блузка цвета хаки была. Вернее, не блузка, а маленькое детское кимоно, с оранжевыми хризантемами. Не из Нагасаки, города, от которого вскоре после моего рождения осталась только радиоактивная пыль. Скорее всего – из Токио. Я запомнила на всю жизнь это кимоно и еще платье сизого, голубиного цвета, из японского тисненого ситца с крошечными незабудками. Никогда больше у меня такой одежды не было и не будет. Подарил мне эти сокровища не капитан какой-нибудь, уходивший в далекий путь, а друг моего отца Зиновий Гердт, каким-то чудом побывавший в Японии. Еще, по рассказам, были пеленки, нарезанные из подаренного кем-то парашютного шелка – материи, на редкость неподходящей для пеленок.

«Волшебные сказки» Шарля Перро, Детгиз, 1948 год. Обложка синяя, и на ней уже не кокошник, а рококо с завитушками.

Иллюстрации – гравюры Доре – страшные. Вот подземелье, в нем копошится множество карликов, они варят в больших котлах угощение на свадьбу Рике-Хохолка.

Только эту сказку я и помню из всей книжки. Там про двух принцесс, из которых одна очень красивая, но глупая, да еще и неловкая: она не могла расставить четыре фарфоровые фигурки на камине, не разбив одной из них. Другая сестра некрасивая, но так умна и остроумна, что на балах все толпятся вокруг нее. Появляется принц, зовут его Рике-Хохолок. Он совсем урод, но умный.

То есть идеальная, казалось бы, пара для умной сестры.

Он влюбляется в красивую глупую, отдает ей половину своего ума, а она ему – половину своей красоты, на этом среднестатистическом уровне они женятся. И все счастливы.

То есть как – все? А вот так: о судьбе некрасивой умной сестры не говорится больше в этой сказке ни слова. Никакого разрешения конфликта, никто ее даже не утешает, не говорит: будь одна из вас ткачиха, или повариха, или завбиблиотекой. Она просто исчезает из сюжета – и все.

Читать я научилась с четырех лет. И не то чтоб меня за это хвалили – детей не хвалили никогда, во избежание зазнайства и самоуверенности, той именно уверенности в себе, которую в теперешних детях так старательно воспитывают, – но по реакции окружающих я догадывалась, что у меня ума палата. И что это в лучшем случае несколько комично, но вообще-то не к добру, потому что я девочка.

Я очень даже заметила полное выпадение умной сестры из сюжета и знала, что ей предстоит. Как нашей незамужней тетушке: стирать, гладить, мыть полы и спать на раскладушке во дворце своей сестры.

Однако пожалела я тогда вовсе не умную принцессу. Никакой солидарности со своим полом, или, как теперь говорят, гендером, я не проявила, а влюбилась в Рике-Хохолка. И описан-то он у Шарля Перро в десяти словах, но много ли ребенку надо?

Автор и читатель всегда встречаются на полдороге и на этот свой пикник духа приносят каждый свое. А ребенок – два-три слова сложи, и ребенок так их в воображении разукрасит, столько всего напредставляет, оно и останется на всю жизнь.

Эта сказка мешает мне до конца поверить в феминистские байки о симметричности отношений между мужским и женским полом и о взаимозаменяемости ролей. Многих дам знаю, которые отличались в молодости глупостью и красотой. С возрастом они не только следы былой красоты сохранили – а главное, соответствующую манеру поведения, которая у красавиц остается навсегда, – но и приобрели репутацию умнейших женщин. Они пишут о своих Рике-Хохолках мемуары.

Что же до умных мордоворотов, то им и равноправие не помогло. Раньше, по крайней мере, им профессиональная деятельность оставалась в утешение: ткачиха, повариха. Но теперь карьера вполне совместима с привлекательностью, теперь и красавицы, не стесняясь, делают карьеру. Они далеко не дуры, это им раньше приходилось притворяться.

Дочка соседей по коммунальной квартире, студентка юрфака Лиля, боялась держать у себя в доме сомнительные книги и отдала мне сборник рассказов о Ленине, написанный Зощенко.

Там Ленин в тюрьме, у него чернильница, сделанная из хлеба, в которую налито молоко: если написанное молоком подержать над свечкой, то буквы становятся видны. Я была из тех читателей, у которых описание еды всегда вызывает аппетит. Я очень хотела попробовать чернильницу с молоком, но мне не разрешили слепить из хлеба это интересное блюдо. Хотя хлеб был уже не по карточкам. А молоко, творог и сметану приносила по утрам молочница в ватнике. Бидоны, связанные веревкой, висели у нее через плечо, а творог и сметана были в кошелках.

Еще там у Зощенко есть рассказ про козлика. Брат малолетнего Ильича всегда плакал, когда слышал песенку о козлике: бабушка козлика очень любила, напали на козлика серые волки, остались от козлика рожки да ножки. Маленький Ильич, как настоящий Большой Брат, его отучил плакать. Он его заставлял слушать эту песенку много раз подряд. И брат отучился. Последняя строчка: только одна слезинка текла у него по щечке…