Мари-Бланш

Мне было тяжело слышать такое, но мамà, как я уже говорила, женщина до предела практичная.

— Хорошо, мамà, — говорю я, — я постараюсь. Но мне надо попрактиковаться.

И вот теперь я сижу на бесконечных чаепитиях и ланчах в Банкетном зале, на устроенных свиданиях с унылыми, инфантильными чикагскими юнцами, с которыми у меня нет ничего общего и которых совершенно не интересую ни я, ни то, что я говорю, да и они меня не интересуют. Мамà права, благодаря новой фамилии я действительно порой замечаю в них искру интереса. Однако это никак не связано со мной лично, и я по-прежнему не считаюсь законной Маккормик, скорее чем-то вроде претендентки. Светская жизнь в Чикаго напоминает мне выставку чистокровных собак вроде той, где папà во Франции обычно приобретал охотничьих псов. Группа наиболее видных чикагских семей служит питомником, где временами случаются скрещивания с кобелем или сукой из близкородственных семейных линий из соседнего Сент-Луиса или Цинциннати либо с доказанно голубой кровью восточной «Лиги плюща»[27], импортированной из Коннектикута или с Лонг-Айленда. Все нацелено на то, чтобы сделать хорошую партию, поселиться на Лейк-Шор-драйв или в семейном особняке в Лейк-Форесте, с позицией в семейном бизнесе в городе и кучей детишек, чтобы продолжить род. Иной раз, когда в городе появляется более экзотичная сучка, скажем француженка, местные вообще не знают, что с ней делать, и тотчас настораживаются, опасаясь испортить свои племенные операции неведомой чужой кровью.

После нескольких недель светских мучений на чаепитиях, ланчах и ужинах в Банкетном зале, я просто не могла больше выдержать. Хорошо хоть, большинство подходящих молодых людей вернулись на осенний семестр в свои закрытые школы или в бастионы «Лиги плюща», так что от их оглупляющего общества я наконец избавилась — остались только их мамаши, которые тщательно изучали меня как потенциальную партию для своих сыновей, изучали с дотошностью, выработанной поколениями племенной экспертизы. Зачастую мне казалось, что они вот-вот начнут осматривать мои зубы и колени на предмет дефектов. Меня просветили, что уже сейчас идет подготовка к празднику Дня благодарения, когда их замечательные сынки и дочки снова приедут домой и все начнется сызнова, прелюдия к рождественскому сезону дебютантов. Честное слово, не хочешь, да запьешь.

Чтобы избежать этой светской тюрьмы, я заявила мамà, что хочу в этом месяце поступить в Театральную школу Гудмана и учиться на актрису. Она вряд ли станет резко возражать, ведь она и предложила мне эту профессию, наверно, отчасти потому, что сама несостоявшаяся лицедейка, всегда мечтавшая о сценической и киношной карьере. Впрочем, мамà актерствует на светских подмостках. К примеру, вот такая заметка была недавно опубликована на страницах светской хроники в «Чикаго ивнинг американ»:

По страницам прессы

Чикаго обрел галльский шарм, с тех пор как минувшей осенью в город приехала Рене, то бишь миссис Леандер Маккормик. Рене становится весьма и весьма популярна — ах, будь времена лучше и людям дана подсказка, как бывало раньше. Так или иначе, вечеринка без Рене, без ее восхитительною остроумия и еще более восхитительного лица — просто скука. Но, помимо двух упомянутых качеств, еще более обворожительна ее манера говорить по-английски и все то, что она высказывает на англосаксонском. Люди слушают, затаив дыхание, чтобы ничего не пропустить. Вот и радио дотянулось до Рене своими длинными щупальцами, и однажды она споет для нас, с галльским акцентом, а затем и телевидению неплохо бы заметить прелестное лицо за микрофоном.

Леандер Маккормик удочерил свою юную падчерицу, Мари-Бланш, для которой нынешний сезон — преддверие светского дебюта; теперь ее зовут Мари-Бланш Маккормик.