Мариэтта

Юлия повернулась ко мне и спросила, была ли в «Коррьере делла сера» рецензия на «Жизнь и судьбу» Гроссмана, которая вышла несколько лет назад в новом переводе Клаудии Зонгетти. Она уже давно не покупала «Коррьере», на ее взгляд чересчур полевевшего, и стала верной читательницей «Либеро».

2 мая Мариэтта Омаровна и Андрей собрались было покинуть Милан и направиться в Россию, но возникли проблемы с машиной, а Мариэтте необходимо было быть в Москве к 4 мая, у нее было намечено выступление о смертной казни в телепередаче «Cовершенно секретно».

С раннего утра мы начали кружить по Милану в поисках сервис-центра «Фольксваген», дабы раздобыть там запчасти к довольно редкому «Туарегу».

Пока Андрей прочесывал город, Мариэтта рассказывала мне о русской литературе и объясняла разницу между ссылкой (как изгнание и запрет жить в определенном месте, например, в Москве и Ленинграде) и высылкой (изгнание из России великих ученых в 1922 году) и т. д.

В конце концов была найдена автомастерская, где вроде бы устранили поломку, но это не точно, так как нужных запчастей у них не было. Но Андрей не привык сдаваться. Юлия направила их в другой сервисный центр – в район города Брешии. Через час Андрей позвонил мне и попросил быть переводчиком в разговоре с механиком. Я как-то выкрутилась, не владея автомобильной лексикой даже по-итальянски. Казалось, машину починили, и путешественники продолжили путь.

На самом деле поломка оказалась гораздо серьезнее, чем думали, но Андрей все же дотащил машину до Москвы, хотя на передачу Мариэтта и не успела.

Вероника Долина

Страшный пробой в нашей экосистеме, в нашей вселенной. Мариэтта Чудакова, Мариэтта Омаровна дорогая…… А я пару дней назад стих для Маши Чудаковой сделала. Надеялась немного на наше 2 января рожденческое, на Св. Терезу надеялась. Ничего не вышло. Никто не помиловал.

* * *

Трое нас было на этом квадрате.
Трое в угрюмой больничной палате
Трудно тому, кто уже в январе
Тенькать попробует вдруг на заре.

Трудно. И зимняя фея устала

Теток лепить из цветного металла.
Тонко ваяла, да все же не зря
Тронула мрамор в тот день января.

Так средь людей народилась Тереза,

Тайна для девочек твердого среза.
Так Мариэтту придумали тут.
Тут, где и розы с усильем цветут.

Ты средь руин не дождешься героя.

Тихо иди – и отыщешь второе,
То, что стоит на границе, число —
Там, где чудесному время пришло.

Трое нас было на этой площадке.

Трое котят, потерявших перчатки.
Там не умея и круг начертить —
Смогут ли девочкам люди простить.

Трое нас было за дверцами лифта.

Трое таких, чьи невидимы лица.
Ветер и снег, си-ля-соль-фа-ми-ре —
Милуют тех, кто рожден в январе.

Дмитрий Ермольцев

Как-то Мариэтта Омаровна пригласила меня к себе и, стоя в коридорчике, сказала: вот эти книжные полки сделаны моим мужем, а эти рабочими. Какие лучше? Конечно же, сделанные Чудаковым были лучше, чем его роман «Ложится мгла на старые ступени». Тут не было места дипломатическим увертам и извивам. Мне не нужно было изображать вежливость. Просто чудаковские были лучше, и все.

Как-то Мариэтта Омаровна позвонила мне и сказала: поедем книги повезем в библиотеки, там будет храм, самый красивый в России. Глубокая пауза. Я понимаю, что если ошибусь, она меня никогда никуда больше не позовет. Я: Покрова на Нерли. Она: да, поехали.

Я не уверен, что этот храм лучший в России, но когда имеешь дело с таким резким и быстрым человеком, сам пошевеливаешься живее, это формирует реакцию, волю и мозги. В том числе и поэтому Аня Герасимова такая четкая, хотя, наверное, она уже и до Мариэтты Омаровны была в целом такая.

Как-то Мариэтта Омаровна сказала: Дима, вы походник? Да, конечно, только не водяной, а горный. Она: годится. После этого я сколько-то колов времени пробивал дорогу в снежном поле, а она вдруг потеряла равновесие и пала в снег за моей спиной. Я ее достал из сугроба, как пушинку, поскольку Кант сообщает, что легкое тело не может тяжело упасть. Ну, это уже около эпитафии, но ее не будет, все же легкое.

Александр Закуренко