Читаем Мариэтта полностью

Часто встречаясь с Чудаковым, я обсуждала с ним не только курсовую, диплом или мои идеи по диссертации. Например, когда я перед защитой диссертации поехала в Переделкино к Д.Д. Благому, который захотел написать отзыв на мой автореферат, я все его благодарила и даже удивлялась его доброте. В ответ Благой вдруг заявил мне, что он много в жизни грешил, что надо искупать свои грехи. Я, конечно, пересказала все Чудакову, который с иронической улыбкой выслушал, хмыкнул, а потом своим несколько гортанным голосом поведал историю об одном из свеженьких «грешков» Благого. «Грех» случился с ним в ИМЛИ. Сектор истории русской литературы ХIХ века работал над Академическим изданием Чехова. И вот из его писем разных лет издатели из чистого озорства выбрали какие-то фрагменты, где речь шла об интимной жизни писателя. Ну, например, пишет он брату что-то вроде того, что тот сидит там в Москве, штаны просиживает, а вот сам он тут, на берегу океана, имел близость с японкой. У Чехова таких откровенных признаний не так уж и мало, но все же они, естественно, не составляют основного содержания писем. Когда они разбросаны по отдельным письмам, их почти не замечаешь, а когда сведены на нескольких страницах – это производит впечатление. Теперь, когда переведена книга Доналда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова», уже никого не смутили бы эти тексты, но при советском целомудрии печати, когда «секса не было», когда издаваемые у нас биографии наших писателей, по меткому выражению того же Рейфилда, были «похожи на жития святых», а цензура требовала, чтоб все классики изображались как девственники или кастраты, – в советское время это имело эффект. Вполне возможно, что распечатали эти страницы в секторе как раз в пику официозности, но и, конечно, чтоб местный народ повеселился. Прошло немного времени, недели две, – и вдруг в институт наведывается комиссия из ЦК: «Что за собрания сочинений Чехова вы тут издаете? Какая-то порнография!..» – и следует серьезная проверка, с хорошей нервотрепкой. Члены сектора быстро решили собрать розданные экземпляры, чтоб выяснить, кто «стукнул» в ЦК. Сдали все, за исключением Благого. Он объяснил, что свой экземпляр потерял…

Мы <с А.П.> обычно при этом шли куда-то прогуляться и поговорить, и я с жадностью слушала его рассказы. Он-то понимал, что значит настоящие филологические корни, он живо интересовался не только работами своих учителей, но и историей их жизни. Он вообще воспринимал человека в совокупности его существования: и биография его, и работа, и общение с коллегами, с семьей, студентами… И часто степень уважения и почтительности определялась какими-то мелкими, но характерными проявлениями. Например, как проф. Е.М. Галкина-Федорук, шедшая по коридору старого филфака за Чудаковым и его приятелем, которому он сокрушенно говорил о покупке книг в букинистическом и оставшихся в бюджете 50 копейках (а до стипендии еще неделя!), услышала это, ухватила его за локоть и заставила взять у нее в долг десяток рублей с предупреждением: «Когда будете профессором, обязательно отдадите!..» И Чудаков подавленно и с горечью покачал головой: «И вот теперь я, можно сказать, профессор, но Евдокии-то Михайловны нет!..»

Анатолий Копейкин

Итак, умерла Мариэтта Омаровна Чудакова.

Сказать, что она повлияла на наше поколение гуманитариев – это ничего не сказать. Книга Тынянова (лит. критика, кино и т. д.) с комментариями ее и Александра Чудакова была настольной в конце 1970-х для студентов гуманитарных факультетов.

Когда она приехала во время перестройки в Париж и мы сидели дома у Горбаневской, я ей сказал:

– Мариэтта Омаровна! Да зеленый Тынянов с вашими комментариями был понимаете чем? Это же было такое!

– Говорите, Копейкин, говорите, – сказала М.О.

* * *

В Фейсбуке у нее со мной отношения не сложились, пришлось ее забанить.

Царство Небесное рабе Божией Мариэтте.

Евгения Коробкова

(«Комсомольская правда»)

Всю жизнь Мариэтта Чудакова верила, что над человеком не властвует судьба и что каждый сам способен повлиять не только на свою жизнь, но и на будущее целой страны. «Все в наших руках. Кроме волоска, на котором подвешена жизнь. Перерезать его может только тот, кто подвесил», – говорила она.

Этот волосок был перерезан 21 ноября 2021 года. Мариэтты Чудаковой не стало в больнице Коммунарки. Ей было 84 года.

По странному совпадению этот день смерти Чудаковой оказался днем ангела Михаила, самый чтимый праздник в семье Булгакова, с чьим именем неразрывно связана жизнь (а теперь и смерть) Чудаковой.

Разным людям она известна в разных ипостасях. Прежде всего, конечно, как первый и наиболее выдающийся булгаковед. Чудакова – автор первой научной биографии Михаила Афанасьевича. И, думаю, что среди старшего поколения не найдется человека, кто бы не зачитывался ее «Жизнеописанием Михаила Булгакова».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное