Мария Каллас

Голос ее в это время находился в самом расцвете: долгое до не доставляет ни малейшего труда, будь то форте или пиано, а скачок интервала в две октавы (в речитативе перед арией второго акта) удается с инструментальной точностью. С восходящими вплоть до ноты до цепочками трелей в кабалетте она не просто справляется, а развертывает их с победительным мастерством и тем самым раскрывает экспрессию, заложенную в виртуозных формулах. Еще удивительнее богатство звучания и оттенков ее кантилены в "Anch'io dischiuso". Что касается мелодического развития, то здесь, как пишет Джулиан Бадден, Верди следует примеру Доницетти. К длинным фразам присоединяются группы фиоритур, требующие филигранного вокального мастерства. Искусство Каллас особенно очевидно в сравнении с более поздними записями Елены Сулиотис, Ренаты Скотто или Гены Димитровой. Потрясающий момент есть и в третьем акте, в дуэте Абигайль и Набукко: это первый великий Дуэт, созданный Верди, он же послужил моделью для более поздних (Риголетто и Джильды, Виолетты и Жермона, Аиды и онасРо). Ардойн пишет, что перепалка Набукко с Абигайль -то скорее дуэль, чем диалог, и петь дуэт нужно именно так. Беки с воистину героическим усилием развертывает здесь всю объемную мощь своего голоса, однако Марии Каллас удается превзойти его в заключительном фрагменте в тональности ре бемоль мажор за счет дикой энергии атаки и звуковой фокусировки. Она увенчивает сцену верхним ми бемоль— нотой, которая до того считалась привилегией легких и высоких сопрано но и в их устах никогда не превращалась в кульминацию. Беки отвечает взрывным ля бемоль.

В промежутке между 1950 и 1952 годами Мария Каллас еще прочнее утвердилась в том исключительном положении, которое занимала среди итальянских сопрано своей эпохи, и взошла на трон, исполнив 7 декабря 1952 года партию Леди в "Макбете" в "Ла Скала" под управлением Виктора де Сабата. Станции на пути к славе хорошо задокументированны: в нашем распоряжении имеются записи "Нормы", "Тоски", "Аиды", "Травиаты", "Пуритан", "Сицилийской вечерни", "Трубадура", "Риголетто" и "Лючии ди Ламмермур", которые, несмотря на технические огрехи и зачастую неважный ансамбль, позволяют четко проследить совершенствование ее вокального мастерства. Премьера "Нормы", которой ознаменовался мексиканский дебют Марии Каллас, состоялась 23 мая 1950 года под управлением Гвидо Пикко и представляет собой несомненный интерес для почитателей певицы, но никак не для поклонников произведения. Певица дарит слушателям волшебные моменты - не столько в каватине, сколько в терцете второго акта, когда берет верхнее ре, в звуковых нюансировках "Deh! Con te" и особенно "In mia man".

И в 1950 и в 1951 году она пела Аиду — сперва под началом Гвидо Пикко, а затем несравненно более гибкого Оливьеро де Фабритииса — и эти спектакли показывают, что она и в этой партии способна была задать масштаб. Более поздняя студийная запись обнаруживает проблемы, которые возникли у певицы с высокими нотами: они налицо не только в "О patria mia". Но можно ли представить себе более убедительное исполнение партии Аиды, чем то, которое продемонстрировала Каллас в обеих мексиканских постановках? Что касается первого акта (вплоть до арии "Ritorna vincitor"), то в драматическом отношении с Каллас не сравнится ни Зинка Миланов ("Метрополитен Опера", "живая" запись 1943 года), ни Херва Нелли или Рената Тебальди (под управлением Эреде или фон Караяна), ни Леонтин Прайс. Ничья Аида не звучит так взволнованно, так смятенно, как Аида Каллас. "Ritorna vincitor" превращается в крик истерзанной души.

Возможно, такие певицы, как Элизабет Ретберг, Роза Понсель Мета Зайнемайер или, после войны, Рената Тебальди, Дентин Прайс и Монтсеррат Кабалье, и пели лирические и заключительные фразы мягче и ровнее, однако у них не найти столь выразительных звуковых контрастов и фразировки. Ардойн указывает на несравненное легато, начинающееся с фразы "Numi pieta'"; об изюминке второго акта — бесконечно длящемся верхнем ми бемоль - и напоминать не нужно. Эта деталь сенсационна и всякий раз заставляет вздрагивать, как сальто-мортале. Третий акт можно сравнить с контрастным душем: в начале нильской арии, во фразе "io tremo", голос дрожит от волнения, а когда певица берет до, то дрожит сама нота. Это до уже тогда было камнем преткновения для Каллас, если его нужно было вывести из длинной линии. Великие мгновения певица переживает в дуэте с Куртом Баумом, чей Радамес голосист, но лишен чувства формы.