Годом позже Мария Каллас вновь пела Аиду, причем на этот раз лучше был не только дирижер (де Фабритиис), но и оба партнера - Марио дель Монако в роли Радамеса и Джузеппе Таддеи — Амонасро. Голос ее в прекрасном состоянии, и это видно не только по ми бемоль (первоначально призванному проучить Курта Баума), которое она и на этот раз берет в конце второго акта. Ее вокал в целом кажется более совершенным и прежде всего более ровным. Дуэты третьего акта, в которых в 1950 году еще попадались неточности (несвоевременные вступления, плохо просчитанные фразы), ни в какой студийной записи не могли бы звучать более свободно и динамично; со своей стороны Марио дель Монако и даже Джузеппе Таддеи перестарались — "перепели", если можно так выразиться.
В Мехико Каллас в 1950 году в первый раз пела Тоску, если забыть тринадцать представлений в 1942 и четырех в 1943 году, тот спектакль свидетельствует не более чем о "хорошем инстинкте в работе" (Ардойн), и ни партнеры (прежде всего Марио Филиппески), ни дирижер (Умберто Муньяи) общего впечатления не улучшают.
Гораздо более интересной постановкой сезона 1950 года стал Трубадур" Джузеппе Верди под управлением Гвидо Пикко, с Джульеттой Симионато, Куртом Баумом и Леонардом Уорреном в качестве партнеров. Этот спектакль не назовешь безупречным в музыкальном отношении, однако он заслуживает внимания благодаря образу Леоноры, благодаря новой манере исполнения Верди, открытой Марией Каллас. В биографической части уже упоминалось, что, приняв мексиканский ангажемент, певица обратилась к Туллио Серафину, чтобы он помог ей разучить партию. Однако маэстро отказался: он не хотел делать за другого дирижера его работу. Итак, Марии Каллас пришлось самой разучивать партию, и ей удалось наглядно продемонстрировать укорененность этой музыки в бельканто.
Леонора в то время считалась одним из козырей Зинки Миланов, в которой до сих пор принято видеть идеальную исполнительницу этой партии - прежде всего благодаря ее пианиссимо и красивым, парящим верхним нотам. В музыкально-драматическом отношении она сильно уступает Каллас. Югославская певица подходила к закату своей карьеры (и посему от нее особенно требовалось незаурядное техническое и музыкальное искусство), в то время как Мария Каллас отделала партию со всей тонкостью фиоритур и трелей и через них раскрыла образ своей героини. Пример: фразы в ариях "D'amorsul-l'ali rosee" и "Vanne, sospirdolente", как и во многих других фрагментах партии, заканчиваются трелями. Значение этих трелей теряется, если выпевать их как простые украшения, как это делала Луиза Тетраццини или Амелита Галли-Курчи в первой арии, а Клер Дюкс- во второй. Но даже таким певицам, как Роза Понсель или Клаудиа Муцио, не удавалось придать мелодической линии и мелизмам столь меланхолический оттенок, как это делала Каллас. Другими словами, Мария Каллас способна на большее, чем просто красиво звучащие ноты. Она не приспосабливает партию к особенностям своего голоса, а филигранно отделывает каждую вокальную формулу и вплетает ее в ткань музыкачьного целого.
Так было уже в первом мексиканском спектакле (20 июня 1950), пусть процесс работы над партией тогда еще не был завершен. За чудесно развернутой и темпераментно устремленной к кульминации кантиленой последовало верхнее ре бемоль, затем до и в конце, в качестве точки над "и", верхнее ми бемоль, это оказалось диссонансом как в музыкальном, так и в сцениче ском смысле. Каллас повторно взяла ми бемоль в финале кабалетты, однако эта интерполяция себя не оправдала, поскольку нота прозвучала недостаточно уверенно. Очень жаль, поскольку целом музыкальный фрагмент был исполнен блестяще: трели звучали уместно, каждая нота в стаккато отчетливо маркирована, экспрессивная окраска убедительна.
Терцет в конце первого акта превратился в соревнование трех больших голосов - Марии Каллас, Леонарда Уоррена и Kуpтa Баума. Американский баритон поет с огромной энергией и насыщенностью звучания, Каллас - с превосходной концентрацией звука, а под конец взлетает на ре бемоль. Баум следует ей в намерении держать ноту дольше, чем она, — и проигрывает поединок на долю секунды. Было бы несправедливо умолчать о том, что в третьем акте он поет впечатляюще - не столько в "Ah si', ben mio", сколько в стретте, - однако не выходит за рамки работы на публику. И все же где в наши дни услышишь такой сильный, здоровый и уверенный голос?