Мария Каллас

Уже при исполнении "Нормы" возникли трения между тенором Куртом Баумом и Марией Каллас, приведшие к очередной своеобразной дуэли на сцене. Карлос Диас Дю-Пон рассказывает в "Опере", что после генеральной репетиции Антонио Караца-Кампос пригласил Марию Каллас и Джульетту Симионато к себе домой. Там он показал Каллас партитуру, которая когда-то принадлежала мексиканской сопрано Анджеле Перальта (1845-1883). В конце второго акта Перальта брала ми бемоль третьей октавы, и Караца-Кампос попытался соблазнить Каллас тем, что если она "завтра возьмет ми бемоль, то мексиканцы сойдут с ума". Каллас отказалась: во-первых, этой ноты не было в арии, во-вторых, ей не хотелось раздражать коллег. На обратной дороге Джульетта Симионато, по словам Дю-Пона, сказала: "Милая, ну ради меня возьми ми бемоль... может, мы здорово позабавимся". 30 мая Курт Баум, тенор, всю жизнь работавший на публику, разозлил коллег тем, что бесконечно тянул высокие ноты: запись показывает, что высокое си бемоль в конце романса он держал до тех пор, пока глаза не полезли из орбит. В антракте Никола Москона отправился в гримерную Марии Каллас жаловаться на коллегу; тогда она обратилась к Дю-Пону: "Карлос, сходите, пожалуйста, к Симионато и Роберту Виду (он пел Амонасро) и спросите их, будут ли они против, если я спою ми бемоль". Нота эта в финале второго акта "Аиды" куда больше, чем просто риск для певца; этот финал — пышная, эффектная сцена, последняя из тех, что Верди написал в духе "большой оперы". Для того чтобы заглушить огромный хор и полный оркестр с солирующими трубами, необходима экстраординарная сила звука. Если бы "легкое сопрано" решила взять ми бемоль, нота затерялась бы в финальном море звука. Мария Каллас взяла его в полный голос. Нота прорезала сценическое пространство точно яркая, сверкающая вспышка молнии, осветившая мрак грозовой ночи; и публика, и Курт Баум на мгновение потеряли дар речи. Марии Каллас эта выходка, по-видимому, доставила удовольствие: годом позже она повторила ее, хотя на этот раз ее партнером был не зарвавшийся Курт Баум, а Марио дель Монако, придавший своему Радамесу пыл, достойный римского трибуна.

Этот прорыв в вокальную стратосферу прославил обе постановки, и это понятно, ибо примадонна просто обязана идти на риск, если хочет стать тем, чем стала Мария Каллас. Но эта роль достойна внимания и в другом своем аспекте — драматической выразительности. Нет ни одной студийной записи, где партия Аиды звучала бы более живо и пластично, чем в мексиканских постановках 1950 и 1951 годов. Если что-то тогда не удалось певице, то разве только нота до в нильской арии. Удивительно, что певице, с легкостью бравшей до и ми бемоль в роли Нормы, никак не давалось это до в партии Аиды: дело, видимо, в том, что здесь до - не кульминация, а переходная нота, попасть в которую значительно сложнее, чем взять ми бемоль на максимальном подъеме. Тем более захватывающей получилась драматическая дуэль Каллас с Куртом Баумом, однообразно и неточно певшим своего Радамеса.

Третьей оперой, запланированной на время четырехнедельных гастролей певицы в Мехико, была "Тоска" Пуччини. Первый спектакль пришлось перенести из-за болезни Каллас: он состоялся двумя днями позже, 8 июня. Даже в записи чувствуется, что отсутствующее вдохновение дирижера, Умберто Муньяи, и грубое пение партнеров, прежде всего тенора Марио Филиппески, ухитрились сковать саму Каллас; по сравнению с грандиозной записью под руководством дирижера Виктора де Сабата этот спектакль отдает дешевой провинциальностью и наглядно демонстрирует, что партии веристского репертуара не слишком подходили Марии Каллас.

Тем более интересным показалось представление "Трубадура" Верди с Джульеттой Симионато, Куртом Баумом и Леонардом Уорреном, прошедшее 20 июня. За дирижерским пультом стоял Гвидо Пикко. Карлос Диас Дю-Пон пишет в своем разделе "Оперы", что Леонард Уоррен был болен и не смог дотянуть до конца спектакля, поэтому дуэт в четвертом акте пришлось пропустить. Во втором и третьем спектаклях его партию исполнял баритон Иван Петров, выписанный из Нью-Йорка. В записи однако, явственно слышно, что партию пел Уоррен: его голос не спутаешь ни с чьим.