Мария Каллас. Дневники. Письма

А тем контрактом на съемки фильма Аристо[403] хотел заниматься сам, и то замечание, преувеличенно грубое, он сделал словно подмигивая мне, давая мне повод встать и выйти, позволив ему самому разрулить ситуацию. Это было уже не в первый раз, однако он удивил меня, когда сказал о ночных клубах. Потом мы посмеялись над этим, особенно когда он объяснил, что этим хотел изобразить меня, то есть мою манеру импровизировать и двигаться на сцене. Скажем наконец правду: в делах ему не было равных. Я как деловая женщина скорее наивна, я всегда придавала первостепенное значения ценностям художественным. Профессионалы кинематографа, включая продюсеров, естественно, предпочитали вести переговоры со мной. Если б им удалось меня залучить, они считали бы это своим достижением, и тогда Аристо вложил бы любую сумму, какую бы у него ни попросили. И он бы так и поступил, если б вложение оказалось разумным. Но именно я тогда дала задний ход. Он никогда не вмешивался в мои отношения с искусством, разве что говорил, что мне вовсе необязательно продолжать карьеру певицы. Очевидно, как он и говорил, что стресс оказался слишком глубоким, а поскольку я свой долг более чем исполнила (это не мои, а его слова), то заслужила право отдохнуть и попользоваться честно заработанным богатством. Он одобрил бы мое сотрудничество с кинематографом, поскольку считал, что там от меня потребуется меньше напряжения. В любом случае во всем, что касалось моей артистической карьеры, все решения принимала всегда только я одна. Ни Аристо, и никто другой на этой стадии моей карьеры не мог никак повлиять на меня.

В конечном счете я могу упрекнуть его только в одном. Для меня невозможно было согласиться с его неутолимой жаждой покорить все на свете. Я бесконечно уважаю стремление свершить все предначертанное (было время, когда я даже считала, что это и есть единственная причина, чтобы жить – но тогда я сама была молодой и незрелой), но у него все это окрашивалось совсем иначе. Нет, дело не в деньгах – их он имел предостаточно и жил как самый богатый человек в мире. Думаю, его проблема была в бесконечном поиске, жажде свершить нечто новое, но больше ради бравады, чем ради денег. Именно это он имел в виду, когда говорил: «Трудно заработать только первый миллион, остальное само упадет вам в руки».

Такая бравада иногда бывала у него и по отношению к людям. Он, несомненно, любил такие штуки, но только с теми, кого любил или кем действительно восхищался. Например, уж медбратом Черчиллю Аристо вполне мог и не быть. На борту «Кристины» Черчилль, разумеется, имел все что нужно, было кому за ним поухаживать – его жене и всем остальным в его окружении. Он был стар и уже слаб, но Аристо был для него не просто радушнейшим хозяином. Он был еще и превосходнейшим другом, всегда готовым перекинуться в карты и развлекать его или помочь всем, чем только мог. Я и сама восхищалась этим великим стариком и вот однажды, когда сказала Аристо, как сильно растрогало меня его преклонение перед Черчиллем, то получила замечательный ответ: «Мы должны помнить, что это он, человек нашего века, спас мир в 1940-м. Где и чем были бы все мы сегодня, не будь этого человека!» Сами видите – в Аристо было заложено много того, чего сразу не раскусишь. И позвольте еще добавить, что он был обходителен и великодушен и с бедными и безвестными людьми, при условии, что любил их. Никогда не забывал он старого друга, особенно если тот опустился на социальной лестнице. Об этом аспекте его личности в прессе ничего не писали – ведь подробности такого рода не продашь газетам. Зато есть один вопрос, на который я не в силах дать однозначного и твердого ответа – насколько его коммерческие дела были честными.

После смерти сына он утратил жажду покорять, составлявшую смысл его бытия. И это состояние стало главной причиной всех наших споров. Конечно, я старалась изменить его, но поняла, что это невозможно, как и он не смог бы изменить меня. Мы были две независимых личности, с особенным строем душ, и с разными взглядами на некоторые фундаментальные ценности жизни. К несчастью, мы не были взаимно дополняющими друг друга, и все-таки понимали достаточно, чтобы наша дружба продлилась долго. Когда он умер, я почувствовала себя вдовой.