Мария Каллас. Дневники. Письма

Он дал мне ощутить себя свободной, очень женственной, просто женщиной, и за это я очень сильно полюбила его. Но моя интуиция – или назовите это как вам угодно – говорила мне, что стоит мне выйти за него замуж, и в тот же миг я потеряю его. Тогда он бы сразу увлекся какой-нибудь молодой женщиной, и я чувствовала: он тоже знает, что и я не смогу изменить свои взгляды на жизнь, подчинив их его взглядам, и наш брак быстро превратится в долгий и грязный спор. Зато в те годы я не была так философски настроена насчет наших отношений, как теперь – когда чувства остывают, становится легче оценить иные точки зрения во всей полноте и рассмотреть все происходящее (сага – вот наиболее подходящее слово) в разумной перспективе. Если бы это все можно было сделать с самого начала! Не заблуждайтесь – когда он женился, я почувствовала себя преданной, как любая другая женщина, но при этом не разгневанной, а скорее в полном замешательстве, ибо совершенно не могла понять, почему после стольких лет, прожитых вместе, он взял в жены другую. Моя ярость вовсе не была направлена против другой женщины. Такое было бы неразумно.

Нет, он женился не по любви, и, полагаю, его жена тоже. Это было нечто вроде делового союза. Я уже говорила вам: у него была мания все покорять. Если однажды он что-нибудь решил, то непременно должен был это заполучить. Мне так и не удалось примириться с такой жизненной позицией. И давайте на этом остановимся.

Поначалу я не впускала его к себе[404], но однажды – что бы вы думали? – он принялся насвистывать, упорно и настойчиво, прямо под дверью моего дома, как молодые греки пятьдесят лет назад – те пели серенады у дверей своих возлюбленных. И только тогда мне пришлось впустить его, пока пресса не догадалась, что происходит на авеню Жорж-Мандель.

Когда он вернулся, немного погодя после своей свадьбы, мое замешательство сменилось некой смесью радости и неудовлетворенности. Даже при том, что я так и не призналась ему в предчувствии, что он довольно скоро разведется с женой, – у меня был ощущение хрупкости их основ, – по крайней мере наша дружба пережила его брак. Его взгляды на человеческие отношения начинали меняться. И все-таки я продолжала иногда видеться с ним, а во время моего концертного турне в 1973-74 гг. он всегда присылал мне цветы и иногда звонил.

Вдова… что ж, можно было бы сказать и так. Разумеется, мне его не хватает. Не хватает мне и других людей, как и всем. Но жизнь есть жизнь, и не стоит делать трагедию из наших утрат. Лично я предпочитаю помнить хорошие минуты жизни, как бы их ни было мало. Один из лучших уроков, какие я усвоила за жизнь – то, что людей следует оценивать и по их хорошим, и по их дурным качествам. Надеюсь, и меня оценят так же. Легче всего на свете просто разрушить что бы то ни было, припомнив одни только недостатки.

И вот я не ощущаю никакой горечи, когда думаю о нем. А могла бы, будь я склонной к таким чувствам. В жизни любого человека легко найти повод для горечи по отношению к его друзьям, семье и даже родителям. Но есть два вида людей: те, кто подпитывает эту горечь в себе, и те, кто нет, и я счастлива, что принадлежу ко второй категории. Самые горькие моменты в моей жизни связаны с моей карьерой. Так называемые «скандалы Каллас», особенно когда я пела «Анну Болейн» в Ла Скала, вот они причинили мне много боли. И все-таки даже они теперь забыты. Между прочим, я примирилась со всеми, кто был в этом замешан, и совершенно не важно, с чьей стороны была совершена роковая ошибка… А что касается Аристо, то, конечно, мне не хватает его, но я изо всех сил стараюсь не превратиться в совершенно глупую сентиментальную дурочку, так и знайте!