Мария Каллас. Дневники. Письма

Моцарта должны исполнять сильные драматические голоса. Тихие голоса не наполнят его музыку убедительностью. Дон Жуан намного интереснее донны Анны. Я не принижаю его музыку, но эта женщина поистине ужасающе скучна. Донна Эльвира поинтересней – но ненамного. Она не признает, когда ей говорят «нет». А спеть Царицу Ночи или Графиню я никогда даже и не мечтала. Это не значит, что роли нехороши. Артисту, чтобы исполнить роли полноценно, необходимо ощущать эмпатию к своим персонажам. Моцарт, вне всяких сомнений, был чрезвычайной гениальности человек, и я не могу представить себе мир без него. Но в общем и целом его оперы не возносят мой дух до самых небес. Зато я страстно люблю его фортепьянные концерты.

Онассис

Моя дружба с Аристо – благословение судьбы. В то время [1959] я была очень усталой и несчастной, и согласилась приехать на «Кристину» только чтобы сделать приятное своему мужу, который очень этого хотел. Быть может, подсознательно и я надеялась, что смена обстановки и отдых в новых условиях (а мой врач, кстати, настоятельно рекомендовал мне морской воздух) пойдут на пользу и моему здоровью, и моим чувствам к мужу в те годы. Но вышло совсем наоборот.

Потому что с самого начала плавания я разглядела в Аристо друга такого типа, которого всегда искала. Не любовника (за все годы, пока я была замужем, такая мысль никогда даже не закрадывалась мне в голову), а кого-нибудь сильного и искреннего, на кого я смогла бы рассчитывать, чтобы он помог мне решить проблемы с мужем, уже какое-то время существовавшие. Я не знала больше никого, кто мог бы и был готов оказать мне такую поддержку. Может быть, я никогда не имела ни времени, ни стремлений заиметь столь близких друзей, потому что всегда с исключительным самопожертвованием предавалась работе. Я верила, что муж ведет все мои дела, кроме артистических, – это уж были исключительно мои владения, – и что он приободрит меня и защитит во всем, чтобы я могла уединиться от повседневных хлопот. Может показаться, что с моей стороны это было эгоистично. Возможно, так оно и есть, и тем не менее это был единственный способ сделать так, чтобы я служила искусству с любовью и искренностью. Взамен я отдала мужу с самого начала наших отношений всю любовь и уважение, каких только ждут от примерной супруги. Такой тип отношений был мне необходим, но только при условии, что его по умолчанию соблюдают обе стороны.

За несколько месяцев до плавания я попыталась было довериться одному другу (который имел отношение к моей работе), полагая, что он мог бы помочь мне не избавиться от мужа, а лишить его тотального контроля за моими финансами. Не уверена, что все объяснялось его неспособностью или настороженной сдержанностью по отношению к чужим делам, но он уклонился от моего зова на помощь, назвав мою проблему банальной и убеждая меня не слишком тревожиться. Можете вообразить, в каком расположении духа я находилась, когда начала оценивать необыкновенные качества Аристо. В предыдущие встречи я была скорее равнодушна к нему – а мы встречались уже четыре или пять раз. В Монте-Карло, откуда стартовало наше плавание, я подпала под его обаяние, но больше впечатления на меня произвели сила его личности и то, как умел он овладеть всеобщим вниманием. Он не только был полон жизни – он был самим источником жизни. Даже в те краткие мгновения, что выпали мне еще до разговора наедине (нас было на борту «Кристины» около дюжины человек, и все внимание Аристо отдавал Уинстону Черчиллю – человеку, которого боготворил), меня уже начинало одолевать чувство странной расслабленности. Я обрела друга, того самого друга, какого не имела никогда прежде и в котором так отчаянно нуждалась. Дни проходили за днями, и у меня крепло ощущение, что Аристо способен выслушивать рассказ о проблемах ближнего и поддерживать его. Нашей дружбе пришлось выждать пару недель, и наконец мы скрепили ее. Наши относительно краткие беседы на «Кристине» всегда заканчивались одним и тем же: взаимным обещанием вернуться к разговору позднее.

Как-то вечером, после долгого и разнервировавшего меня спора с мужем, который все говорил и говорил о моих ближайших контрактах, я встала и вышла на палубу подышать воздухом и побыть одна. Я впервые оставила мужа так поздно ночью одного, но просто больше не могла. С тех пор как начались мои разрывы с крупными театрами, то есть уже около восемнадцати месяцев, Баттиста только и говорил о моих контрактах – причем куда больше о необычайно возросшей их цене, нежели о художественном уровне соответствующих предложений – при этом хвастаясь тем, какой он блистательный бизнесмен.