Мария Каллас. Дневники. Письма

Однако, даже при всей необходимости такой логики спонтанности, самое важное предварительное условие для актера (а оперные певцы – это актеры) в том, чтобы отождествить себя с персонажем, так, как это уже сделали и композитор, и либреттист, иначе ваше исполнение окажется малоубедительным и недостойным, даже если поверхностному взгляду оно покажется блистательным и впечатляющим. Вам обязательно нужно выучить каждую вокальную модуляцию, каждый жест, каждый взгляд – тут незаметным другом выступит ваш инстинкт, он позволит вам верно держать курс. Однако вы ничего не добьетесь, если ваши упражнения однажды раз и навсегда не перейдут уже на сцене в полное перевоплощение, новую манеру переживания, новую манеру жить. Иногда это так тяжело, что вы почти отчаиваетесь – это все равно что пытаться открыть сейф, не зная шифра. Но вы не должны бросать упражнения. Следует продолжать и пробовать все возможности. Это одна из самых волнующих сторон искусства: всегда появляются новые детали, новые озарения, порожденные глубоким творческим поиском.

И еще наш долг – осовременивать подход, чтобы придать опере дуновение свежести и новизны. Уберите избыточные движения и некоторые слишком длинные повторы (повторение мелодии редко бывает по-настоящему правдивым), и это самый короткий путь к достижению цели и самый лучший – а вы непременно должны помнить, какой цели хотите достичь. Общее правило – когда вы говорите что-то в первый раз, пусть этот раз окажется и единственным – старайтесь не рисковать вторично.

Еще мы должны правильно исполнить написанное композитором, но в такой манере, чтобы восприняла публика. Еще и потому, что сто лет назад публика была другой, она привыкла иначе думать, иначе одеваться. Сегодня мы должны считаться с этим. Мы вносим изменения, чтобы обеспечить опере успех, всячески сохраняя ее атмсферу, поэзию, мистицизм, который и лежит в основе ее театральности. В этом нет ничего старомодного, чувство всегда было настоящим и глубоко переживаемым, и искреннее чувство таким всегда и будет. Пение – это не акт гордыни, а попытка вознестись на те вершины, где царит одна лишь гармония.

Недостаточно иметь только прекрасный голос. Что это, собственно, значит? Для исполнения любой роли вам потребуется использовать тысячи красок – чтобы изобразить счастье, радость, печаль, гнев, страх. Как можно передать все это одним только голосом? Даже если вы иногда поете жестко, как бывало со мной, вам все равно требуется выразительность. Ее необходимо достигать, даже если люди не понимают этого. Но пройдет время – и они поймут, ибо вы сами и убедите их в том, что делаете.

Известно, что многие считают искусство пения прежде всего превосходным звучанием, блистательным умением исполнять высокие ноты, и больше ничем. И хотя я скорее была бы последней из тех, кто неодобрительно отозвался бы о таких вокальных исполнениях, они все-таки скорее поверхностны в том случае, если их рассмаривать в отрыве от всего остального. По моему мнению, это именно то, что каждый ученик обязан освоить до того, как перейдет на последний, – нет, на предпоследний курс учебы в консерватории. В результате – студент должен правильно использовать технику исполнения ради достижения выразительности (единственная причина для овладения этой техникой). Но в процессе превращения из технического исполнителя в артиста неизбежны моменты, когда звучание не может и не должно быть совершенным. Во всяком случае, физически невозможно поддерживать совершенное звучание и при этом точно передавать то, что вы должны выразить. Иначе говоря, даже некоторые высокие ноты будут звучать пронзительно, иногда нарочито, а иногда – как расплата за хорошую экспрессивность. Это, конечно, напрямую зависит от того, что вас больше заботит – собственно искусство или ваш личный эгоистический успех, который, в сущности, нельзя назвать настоящим успехом. Человеческий голос, если он служит искусству с абсолютной преданностью, не способен всегда петь на высоких регистрах без пронзительности звучания. Вы не можете использовать художественную выразительность как предлог для плохо выраженной интонации и высоких нот. Нас здесь интересует только то, насколько исполнение высоких нот служит художественной выразительности, которая только и является целью всех артистов.

Высокие ноты важны так же, как и все остальные. Композитор вписывает их, чтобы выразить чувство данной минуты, когда эмоция достигла пика. А поэтому такие высокие ноты вовсе не обязательно петь в одной и той же манере; недостаточно того, чтобы высокая нота была лишь точно звучащей и с хорошим резонансом.

Большая часть современных опер скорее раздражает нервную систему, отнюдь ее не успокаивая; это и мешает мне петь в таких операх. Понятно, что в некоторых современныхоперах есть своеобразная притягательность; но мне кажется, что не это называется музыкой. Даже самая драматичная музыка должна быть подчинена простоте и красоте мелодической линии.

Норма