Мария Склодовская-Кюри

В другом здании института находится лаборатория, в которой разрабатываются терапевтические методы борьбы со злокачественными опухолями. Здесь с 1919 по 1935 год была оказана помощь 8319 больным! Руководит лабораторией профессор Клод Рего, друг Марии и энтузиаст своего дела. Процедурные кабинеты оборудованы новейшей аппаратурой, не раз профессор Рего обращается за финансовой поддержкой в благотворительные фонды, из которых самую ощутимую помощь оказали фонды Анри Ротшильда и братьев Лазар. Научный авторитет Института радия во всем мире становится безусловным, одновременно там проходят стажировку более двухсот врачей.

И мадам Кюри, и профессора Рего приводят в отчаянье факты злоупотребления этим авторитетом — врачи-самоучки, а порой и разного рода рекламные фирмы предлагают «эффективное лечение радием», не имея для этого ни навыков, ни радия, а просто нагло используя имя великой ученой без ее ведома.

Мадам Кюри сама ведет переписку — с иностранными коллегами, больными, умоляющими о помощи, молодыми специалистами. Ведет и всю документацию касательно административной стороны функционирования Института — поставка аппаратуры, материалов для опытов и т. д. и т. п. Для подобной корреспонденции она завела сорок семь папок! И при этом Мария никогда не запаздывает с ответом или запросом.

Она также продолжает читать лекции — преподает уже более двадцати пяти лет. Ночами пишет статьи и книги: «Изотопия и изотопы», короткую, но полную любви и уважения биографию Пьера Кюри, монографию — итог своей лекционной деятельности… И самое главное — получает актиний Х (изотоп радия с атомным весом 223) для исследования спектра альфа-частиц. В конце рабочего дня, когда сотрудники отправляются по домам, она запирается в лаборатории и целиком отдается опытам, требующим высшей концентрации и ювелирной точности.

Наступает 1934 год. Марии 67 лет. Сейчас она исследует так называемый оптический спектр актиния, другими словами, световое излучение его атомов, не связанное с радиоактивностью. Во время весенних каникул она выполняет точнейшие измерения нового эталона радия, который прислал из Вены профессор Мейер.

Тридцать лет работы с радием без мер предосторожности (собственно, о том, как надо работать с радиоактивностью, до Марии и Пьера никто не знал), четыре военных года, когда Мария подвергала себя опасным излучениям рентгеновских аппаратов… Никем до тех пор не изученная смертельная болезнь бесшумно и решительно подбирается все ближе.

«Я не смогу жить без лаборатории…» Эти слова, которые Мария не раз повторяла в минуты радости и отчаяния, были самой ее сутью: она не представляла себе жизни вне стен института, но уже два года фактически институтом руководит Ирен. Мария без пафоса или надрыва повторяет: «Ясно, что долго я не проживу», «Меня беспокоит судьба Института радия после того, как меня не будет». Поэтому, не щадя себя, не делая себе поблажек на возраст и скверное самочувствие, она продолжает работать.

В городке Аркёй построен завод для массовой переработки радиоактивных материалов, и Мария проводит там первые опыты. Пока есть силы, пока есть силы…

Она сутками пропадает в лаборатории — надо спешить! В декабре 1933 года болезнь снова одолевает ее. Врачи обнаруживают в желчных протоках крупный камень, но мадам Кюри откладывает операцию до осени, стараясь соблюдать предписанный врачами режим. Она не поддается постоянному гнетущему чувству слабости, умудряется кататься на коньках и лыжах.

На Пасху вместе с сестрой Броней Мария отправляется в Италию, при этом сама сидит за рулем. Но весенний сырой воздух, нетопленная с прошлого лета вилла в Кавальере, сильная усталость после долгой дороги делают свое дело: у Марии поднимается температура и она впадает в отчаяние: ее мучает страх, что она умрет, не закончив свою главную, итоговую книгу. Мария все больше слабеет, и сестры решают вернуться в Париж.

Здесь мадам Кюри временами становится то хуже, то лучше. Она старается войти в обычный график, но каждый день посещать лабораторию уже не может.

«В солнечный майский день 1934 года после полудня, — пишет Ева, — она остается в физическом зале до половины четвертого, усталыми руками касается пробирок, приборов — своих неизменных спутников. Обменивается несколькими фразами с сотрудниками.

— У меня жар, — говорит она слабым голосом, — поеду домой.

Еще раз обходит сад, где яркими пятнами выделяются распустившиеся цветы».