Мария в заповеднике

Повсюду кругом себя избранные гости, как засуха и разруха, несли с собой запустение и сеяли мусор: быстро исчезали куда-то мелкие вещи и столовые приборы, зато в вокруг росли горы отходов. Весь лес вскоре был усыпан обрывками бумаги, вскрытыми консервными банками и пустыми бутылками; были поломаны тысячи кустов и деревьев, и даже в асфальтах появились свежие трещины и выбоины, что уже походило на мистику, поскольку все краймеры были в импортных кроссовках. В номере Магнуса выбили стекло в окне. По-видимому, он тоже не нравился местным. Истома это чувствовал и благоразумно и ненавязчиво держался все время в пределах видимости и слышимости офицера безопасности Станции Дермота Уэлша. Домик Персонала также ограбили.

Облегчались гости у всех на виду. В районе Усадьбы прозвучали выстрелы, и куда-то пробежал по коридорам Резиденции Стрекоблок.

— Они здесь тебе все пастбище вытопчут, — предположил Пер, столкнувшись один раз с Марией в холле.

— Вот увидишь, завтра они, как только осознают, что заключены в зону и что выхода нет, сами наведут порядок — у краймеров сильно развито чувство лагерного самоуправления.

— Жаль, у нас украли ящик с игрушками, — посетовал Пер, — тебе нечем будет поощрять их первое время,

— Ты обязательно должен запросить новые игрушки для Заповедника, — потребовала Мария. — Побольше барахла, погремушек, магнитофонов, зажигалок, игрушечной валюты… В общем, сам знаешь, что-то в расчете на среднего империона — и краймеры будут ходить у меня в подчинении, в этом смысле они ничем не отличаются от простых подданных.

— А что прислать для поэтов, культурной элиты? — поинтересовался Пер, как богатый американский дядюшка.

— Я для того и собрала их здесь, в Заповеднике, чтобы сохранить цвет нашей культуры, — сказала Мария, — а ты все равно не оставляешь своих варварских цивилизованных попыток загубить ее. Настоящая поэзия, истинная культура в Большой Империи исчезнет сразу, как только я стану раздавать поэтам предметы роскоши. Я буду вынуждена и впредь запрещать и держать в голоде своих поэтов, как это делалось в Большой Империи, иначе они не напишут и строчки. Здесь, Пер, тебе не Цивилизация, где поэты свой божественный дар тратят попусту для рынка, нет, здесь они у меня, как и прежде, станут преодолевать бюрократические преграды и биться головой о стенку гонений, иначе, повторяю, они не создадут ни единого шедевра.

— Это будет поистине уникальный Заповедник, — соглашался с ней Пер.

Пока главный техник вел беседы с будущей царицей, произошли новые любопытные события.

Йоцхак отправился на Станцию, чтобы захватить с собой портативный блок спутниковой связи с офисом по планированию. На пути «туда» с него сняли кроссовки и вельветовые штаны, а «обратно» — его преследовали какие-то краймеры особой внешности с криками: «Деньги! Деньги!». Это было настолько непонятно и страшно, что Йоцхака они не догнали.

Второе событие касалось Дермота. Вместе с краймерами, служителями культа, святыми и творческой элитой Заповедник наводнили какие-то выморочные девицы с волоокими глазами. Они истово готовились к великому Обряду и с визгом шарахались от краймеров. На них Персонал не обращал внимания совсем, как на стрекоз в лесу. Девицы, однако, сразу же забывали, зачем они здесь, при виде кого-нибудь из членов Персонала. Дело кончилось тем, что одна из них подкралась к Дермоту сзади и со словами: «Так не доставайся же никому!» — плеснула ему в лицо какой-то жидкостью.

Она, разумеется, промахнулась, но Пер из этого сделал вывод, что Персонал становится объектом нездорового любопытства со стороны гостей и будущих обитателей Заповедника и что при данной концентрации аборигенов отношение их к пришельцам становится слишком уж навязчивым и фамильярным, и Пер впервые задумался о том, что ждет в Заповеднике Персонал завтра, когда Мария закроет границы?

Но времени на размышления уже не оставалось. Солнце близилось к закату, и в Заповеднике возникло как бы само собой движение всей двуногой фауны в направлении Усадьбы. На лужайку перед Резиденцией высыпала свита Министра, и вскоре появился сам Шенк Стрекоблок. Он не походил на счастливого тестя, хотя при сложившейся расстановке политических сил в Империи он не мог пожаловаться на жениха своей дочери, которого выбирал сам Калиграфк!

Наконец, с крыльца свели Ольгу — она была почти без чувств, и на этот раз, кажется, не притворялась. Ольгу подсадили в обрядовую карету из фанеры, запряженную почему-то громадной ломовой лошадью, и вся процессия двинулась в направлении Усадьбы. Выморочные девицы, исполнявшие, по-видимому, роль подружек-плакальщиц, потянулись за каретой, громко взвыв на весь лес.

— Так раньше выглядели похороны в России, — прошептал ностальгически Пер Йоцхаку, который был одет теперь в новые штаны из гардероба… Магнуса — Магнус явно терял самообладание и готов был делиться с Персоналом последним…