— После закатившейся звезды Эдит Пиаф на горизонт выкатилась новая— Лаур Пиявка! — и убежала.
Случилась немая сцена: Игорь с Лауркой на шее, бледная Аня Воробьева, Лагутин, то ли злой до предела, то ли раздавленный, Клим, довольно смущенный, а потому с нагловатой предательской улыбочкой на устах, Марина, растерянная, как бывало с ней зачастую, когда чего–то в только что происшедшем она не понимала, ироничная Жанна, неуязвимая мышка Валя Ермакова (тоже, кстати, не приглашенная Виктором), Стасик…
И тут на пороге аудитории появился странный человек, сопровождаемый процессией детей самых разных возрастов.
В этом явлении не было бы ничего удивительного, если б человек шел так, как положено ходить людям его возраста (а было ему, как все потом рассмотрели, под сорок). Но человек этот очень уверенно шел на руках. Его примеру, с меньшим успехом, правда, следовали и разнокалиберные мальчишки. Девчонки шли гусиным шагом и несли каждая по громадному стеблю гладиолуса (некоторые из них были чуть ли не меньше цветов).
Человек встал с рук на ноги. Он оказался рыжим и лохматым типом высокого роста. У него были выпученные глаза и довольно внушительный нос. Он заговорил:
— Передреева Лаура оказалася не дура. Поступила в институт, и поэтому мы тут…
— Глори, глори, аллилуйя, Передреева Лаура, — молитвенно сложив ручки, запели маленькие бесенята, а девчонки, делая книксен, совали в руки рыдающей теперь уже от хороших чувств Лауре свои гладиолусы.
— Владимир Петрович! — рыдающая Лаура оставила Игоря Иванова и повисла на шее у рыжего. — Владимир Петрович!
Никто ничего не понимал, хотя у каждого, наверное, мелькнула одна и та же мысль о том, что, может быть, Лаура ничего и не врала, и были в природе какие–то там Роальд с Эдвардом, и еще геолог, который каждый год дарит ей эдельвейсы, и тот тип, который, как говорила Ксана, обещал приплыть к ней «на ледоколе с алыми парусами».
— Это же Рокотов, — сказал кто–то тихо.
И Марина узнала его — конечно, Рокотов. Блестящий актер, который вдруг исчез с театрального горизонта, а куда и почему — знала, наверное, одна Лаура.
Немая сцена рассыпалась. Исчез Лагутин, но Марина успела заметить, что на глазах у него были слезы: то ли слезы обиды, то ли…
Дети же визжали вокруг Рокотова и Лауры, облепив их, как мошкара. И Лаурка тискала их, целовала и, как ни странно, знала всех по именам.
Потом они все дружной гурьбой вывалились из аудитории, оставив студентов в печальном недоумении.
Марина поймала себя на том, что завидует Лауре, потому что у той, оказывается, была эта вот прекрасная тайна, эта вот странная компания, эта дружба с Рокотовым и какими–то необычными детьми, и она, при своей болтливости, не выставляла напоказ эту дружбу, не растранжирила ее в пустой болтовне, а ведь это так непохоже на дурочку Лаурку…
Так и получилось, что «малая дионисия» состоялась без Марины, Ксаны и Игоря Иванова. Почему пошла Анечка — осталось тайной. Стасик же пошел следом за ней, впрочем — неохотно.
Марина только собралась позвонить Лиле, но тут же Лиля позвонила сама:
— Ты в праздники будешь, конечно, со своими артистами?
— Нет.
— Что, не получается? Или не зовут?
— Зовут, но не хочу. И так надоели.
— Может, придешь к нам? У меня родители уедут, квартира будет свободная.
Марине очень хотелось пойти к Лиле, но она представила Лилину счастливую супружескую жизнь, и как ей будет неловко, когда они с Сенькой будут обмениваться взглядами, а потому спросила:
— Вы одни будете?
— Нет. Но ты не волнуйся: все хорошие ребята. С завода. Пара Сенькиных приятелей с женами, ну и… Кузьмин, между прочим, будет, можешь заняться… Он разведенный.
— Это что, тот Кузьмин, которым ты была увлечена?
— Ну уж увлечена. Нравился просто. Он и правда очень хороший парень…
— Приду.
Вот и отлично, думала она, собираясь. Посижу со своими заводскими, поболтаю. Все–таки здорово, что не с курсом, без «дионисии».
Тут, как черт из табакерки, явился Стасик.
— Что, идем? Ну идем, а? Не один же Лагутин будет!
— Стасик, я иду в другое место.
— Ну и отлично. Тогда я пойду с тобой.
Тащить его с собой не хотелось. Не потому, что Марина так уж его стеснялась, а просто нечего ему там было делать. Следи еще, чтоб он не перепил, не начал чего–нибудь чинить или докучать всем режиссерской разработкой «Ревизора» (теперь уже все научились этому). Как можно нежней она сказала:
— Стасик, я не могу… Ну пойми, я там должна быть одна.
Стасик ушел не прощаясь, убежал просто. Очень его стало жалко, она даже подумала, что надо было все–таки взять его с собой, но не бежать же следом?
В общем, очень неспокойно стало у нее на душе, когда Стасик убежал не прощаясь.
Еще на лестнице Марина услышала шум и крики. Позвонила.
Хороший же сюрпризик ожидал ее за дверью. Начать с того, что дверь ей открыл Сергей. Он–то, конечно, знал, что Марина придет, но она остолбенела. Он пошел на нее, растопырив руки, и знакомая бесшабашность была в его взгляде. Не успела Марина опомниться, как он сжал ее до боли.
— С мороза… холодная, — говорил он.