Марина

Она правильно говорила. Вот и ученые доказали, что семья отомрет. Потом Алина мне сказала, что первый брак у меня будет через год. С одной стороны, странно, а с другой… Завтра, завтра… Все орут и спрашивают про это «завтра». А если я не хочу? А если я не огляделся еще? Почему я должен жениться на первой же, с которой я… Да ни один нормальный мужик не женился на первой же. Я должен еще оглядеться. Нет, Маринка неплохая, и я ее люблю по–своему, но жениться… Я к ней присмотрелся и понял, что жениться пока не могу, когда я в нее влюбился, она была талантливая, веселая, неприступная, а теперь… Теперь она какая–то недоваренная. Вот и Мастер говорит, что недоваренная. Пироги печет! Я ее прошу пироги печь, что ли? Я ей вообще говорю, что лучше питаться в столовой. А она про деньги. Вечно у нее деньги на уме. Вот уж чего не мог подумать! Конечно, деньги нужны. Но ведь может же она у родителей попросить или у сестры. Я–то у мамы беру, и ничего, а она, видите ли, не может. Да что у нее за родители такие? Неужели не видят, что дочь нуждается, что она плохо одета? Мне неудобно, когда она ходит со мной по институту в спортивных брюках из эластика. А тут платье комиссионке за двенадцать рублей купила — ужас! Да и вообще… Я ведь не первый у нее… Нет, нет, я не подлец вовсе. Я понимаю. Я не ханжа. Но это если б я ее любил настолько, а так… Ну что мне делать! Ну я такой! Такой, какой есть. Во мне секс и темперамент. А она ревнивая, некрасивая, плачет много. Разве сравнишь ее с Алиной, например? Про Алину ходит много сплетен, но это от зависти. И Крошкой Цахес ее зовут от зависти. Но зато в Алине чувствуется порода. Да и общество свое у нее есть. Она так интересно про своих знакомых рассказывает. И про свою жизнь. Как два мужика из–за нее стрелялись. А уж как она одевается! Только вот что она нашла во мне? Не могу я интересовать такую женщину, где мне… А с другой стороны… Но ведь сегодня, когда я пригласил ее после отрывка в шашлычную, она пошла. Может, я ей не совсем неинтересен? Но нет, нет, я ни о чем таком не думать. И хватит об этом.

Пока я у двери искал по карманам ключ, я вдруг услышал Маринкин голос. Голос был веселый, как раньше. С кем это там она говорит по телефону таким голосом? Это, конечно, нехорошо, но я прислушался. Ну конечно! Называет его Сережей. Значит, тот, бывший. У меня прямо коленки затряслись, и плакать захотелось.

— Завтра не могу, — весело кричала она, — завтра я женюсь!

Представляю, как приятно ей щелкнуть этого негодяя по носу. Но что же это значит: «Завтра не могу»? Это значит, что послезавтра она может с ним встретиться? Нравится мне такое! Вышла замуж и побежала на свидание с первым любовником. А уж голос–то какой! Радости–то! Ну нет, моя девочка! Никуда ты не побежишь. Ни завтра, ни послезавтра. И какое право имеет этот негодяй ее звать? После того, как он с ней так поступил! Она будто услышала мои мысли и сказала там, за дверью:

— Сережа, — сказала она, — если тебе не трудно, то скажи… ответь… что во мне было не так, что ты тогда ушел от меня?

Я бы все отдал, чтоб услышать его ответ. Но его нельзя было угадать по ее словам:

— Ты говоришь неправду, Сережа… А мне так нужно знать это. Именно сейчас. Как мне страшно сейчас. Но это не телефонный разговор. Ладно, послезавтра позвоню. Пока.

Я услышал ее удаляющиеся от двери шаги и только тогда, выждав немного, вошел в квартиру. Нет, женюсь. И ничего этому ее Сереже не обломится. Так и шныряют кругом всякие. Умные очень.

Она смотрела на меня с какой–то обалденной улыбкой. Сияла, как семафор. Конечно, Сережам положены такие улыбки.

— Ты что такая веселая? — спросил я.

— Да так. Весна ведь…

— А, ну раз весна…

— Стасик, ты был в общежитии?

— А зачем это?

— Но ведь Игорь звонил… Они с Валей тебя ждали…

Лицо у нее сразу же изменилось. Ну вот, опять начнется проработка. Мне этих проработок совсем не хотелось.

— Не волнуйся, с ними я все уладил… — соврал я и увидел, что она поняла, что соврал. — Но зачем мы все обо мне… По–моему, ты тоже на репетиции не была…

— У нас послезавтра. Сегодня лагутинская Таня не может…

— И ты по этому поводу такая веселая? А может, тебе звонил кто–нибудь?

— Никто не звонил! — быстро сказала она.

И даже не покраснела! Вот удивительно. Нравится мне эта женская двуличность! Я только придумывал, как бы мне поостроумнее поймать ее. Но чтоб одной фразой.

Тут опять зазвонил телефон. Она убежала. Не возвращалась очень долго. Чуть ли не полчаса. Я как дурак подслушивал теперь уже у другой двери, но с кем она говорит — не понял. Она вообще почти ничего не говорила, а только слушала.

Что со мной произошло за это время — не в сказке сказать. Правда, многие говорят, что перед свадьбой всегда так бывает.

Вернулась она красная и встрепанная. На глазах слезы, зло расхохоталась.

— Что такое? — как можно равнодушнее спросил я.

— Интересные новости…

У меня мелькнула мысль, что опять звонили Иванов ли Ермакова. Жаловались на меня. Мне, конечно, стало нехорошо. Выслушивать от Маринки упреки мне надоело.

— Сеня… — сказала она.

Я про себя вздохнул с облегчением.