Марина

Я услышал ее шаги в коридоре, положил свою одежду на стул и лег в кровать, укрывшись чистой, накрахмаленной простыней. Я никогда в жизни не был так измотан. Мои веки как будто налились свинцом. Вернувшись, Марина принесла что-то вроде ночной сорочки длиной метра два, которую, судя по покрою, принесли прямиком из гардероба младенца.

— Даже не думай, — возразил я. — Я не буду спать в этом.

— Вариантов нет. Тебе еще без рисунка досталась. Герман не разрешает мне оставлять на ночь голых мальчишек. Тебе подойдет.

Она положила сорочку на кровать и оставила на прикроватной тумбочке свечи.

— Если тебе что-нибудь понадобится, постучи по стене. По другую сторону сплю я.

Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга. Наконец, Марина отвела взгляд.

— Спокойной ночи, Оскар, — прошептала она.

— Спокойной ночи.

Когда я проснулся, комнату заливал солнечный свет. Окна выходили на восток, и я увидел высоко в небе сияющее солнце. Лежа в кровати, я заметил, что моей одежды уже нет на стуле, куда я ее клал, и понял, что это означало. Черт возьми, наверняка Марина решила заодно привести ее в порядок.

Из-под двери в комнату проникал аромат горячего хлеба и кофе. Оставив всякую надежду сохранить достоинство, я решил спуститься вниз, задрапированный в это нелепое одеяние. Я вышел в коридор и увидел, что волшебное ослепительное сияние солнца заливает весь дом. С кухни доносились голоса хозяев. Я набрался смелости и спустился по лестнице. Остановившись на пороге двери, я предупредительно покашлял.

Марина, протягивая Герману чашку кофе, подняла взгляд.

— С добрым утром, спящая красавица, — сказала она.

Герман обернулся и галантно поднялся, протягивая мне руку и предлагая место за столом.

— Добрый день, дорогой Оскар! — воскликнул он с энтузиазмом. — Очень рад вас видеть. Марина рассказала мне про интернат. Знайте, что можете оставаться здесь, сколько захотите. Это ваш дом.

— Огромное спасибо…

Марина подала мне чашку кофе, хитро улыбаясь и показывая на рубашку.

— Тебе очень идет.

— Знаю. А где моя одежда?

— Я решила ее простирнуть. Сохнет.

Герман пододвинул ко мне блюдо со свежими круассанами из булочной «Фокс». У меня потекли слюнки.

— Попробуйте, Оскар, — сказал Герман. — Это «Мерседес-Бенц» в мире круассанов. А то, что внутри, — не джем, а произведение искусства.

Я с жадностью потерпевшего кораблекрушение поглощал предложенное блюдо. Герман рассеянно просматривал газету. Он пребывал в хорошем расположение духа и, хотя уже закончил завтракать, не вставал из-за стола, пока я не съел все до последней крошки. Потом он посмотрел на часы.

— Папа, ты опоздаешь к священнику, — напомнила ему Марина.

Герман с некоторой досадой кивнул.

— Не понимаю, зачем мне напрягаться… — сказал он. — Этот плут расставляет больше западней, чем иной егерь.

— Это у него профессиональное, — сказала Марина. — Уверена, он у тебя попросит прощения.

Я непонимающе посмотрел на них, не имея ни малейшего представления, о чем они говорили.

— Мы о шахматах, — пояснила Марина. — Герман и местный священник уже много лет сражаются на шахматной доске.

— Никогда не играйте в шахматы с иезуитами, Оскар. Ладно, мне пора, с вашего разрешения… — сказал Герман, поднимаясь.

— Нам будет вас не хватать. Удачи.

Герман взял пальто, шляпу и деревянную трость и направился навстречу шахматисту-иезуиту. Как только он ушел, Марина принесла из сада мою одежду.

— Мне очень жаль, но Кафка успел здесь поспать.

Одежда высохла, но характерный запах кошки не исчезнет и после пятидесяти стирок.

— Сегодня утром, перед завтраком, я позвонила в полицейское управление из бара на площади. Этот инспектор Флориан сейчас в отставке, живет в Вайвидрере. Телефона его у меня нет, а вот адрес дали.

— Буду готов через минуту.

Фуникулерная станция Вальвидреры находилась в нескольких шагах от дома Марины. Через десять минут мы пришли туда и купили билеты. С перрона, стоя у подножья горы, мы видели, как квартал Вайвидреры балконом возвышался над остальным городом. Казалось, дома были завешены тенями на невидимых нитях. Мы сели в конце вагона, и фуникулер начал свое плавное восхождение. Барселона простиралась под нашими ногами.

— Должно быть, хорошая работа, — сказал я. — Быть кондуктором на фуникулере. Они же как небесные лифтеры.

Марина со скепсисом посмотрела на меня.

— Что я не так сказал? — спросил я.

— Ничего. Если это предел твоих мечтаний. Не у всех людей все так просто как у тебя. Марина Блау, Нобелевский лауреат в области литературы и хранительница коллекции ночных сорочек династии Бурбонов.

Марина вдруг так посерьезнела, что я не стал шутить в ответ.

— Дело в том, что тот, кто не знает своего направления, не придет вообще никуда, — наконец, сказала она.

Я показал ей билет.

— Я знаю, куда направляюсь.

Она отвела взгляд. Несколько минут мы поднимались молча.

Вдалеке виднелся силуэт моего интерната.

— Архитектура, — прошептал я.

— Что?

— Хочу стать архитектором. Вот предел моих мечтаний. Я никому этого не говорил.

Наконец, она улыбнулась. Фуникулер достиг вершины горы и загрохотал как старая стиральная машинка.