Марина из Алого Рога

— Вы можете оскорблять меня, сказала Марина, — я все снесу… добровольно… Но права надо мною вы не имете… вы мн не отецъ!..

— Я теб не отецъ? озадаченно повторилъ Іосифъ Козьмичъ:- такъ кто же я теб?..

— Мужъ моей покойной матери.

— Мужъ твоей… А твой… твой отецъ кто же, по-твоему?..

— Вы знаете, избгая встртиться съ нимъ глазами, отвчала она:- отецъ мой князь Анатолій Сергичъ Серебряный…

— Анатолій Серг… Князь Анатолій Серг… Ха, ха, ха! Княжна! Сіятельная!.. Княжна! хохоталъ какъ въ истерическомъ припадк Іосифъ Козьмичъ…

— Моя мать вамъ сама въ этомъ призналась, прервала его Марина, — и вы… вы простили ей… вы хорошо тогда поступили!..

— Твоя мать мн призналась? повторилъ онъ, почти испуганно тараща на нее свои воспламененные круглые глаза:- да ты обезумла что-ли совсмъ?..

Она, вся блдная, недоумвающая, воззрилась на него:

— У меня доказательство есть! пробормотала она и кинулась въ свою комнату.

— Ваша рука, — не помните? быстро возвращаясь и протягивая Іосифу "Козьмичу бережно хранившійся у нея клочокъ его письма въ Мар адевн, промолвила Марина.

Онъ вырвалъ у нея листовъ, подошелъ въ ламп, пробжалъ его… Еще зле забгали его зрачки… Безобразенъ былъ въ эту минуту Іосифъ Козьмичъ!

— И вы изъ этого, — вы изъ этого вывели, что жена моя… моя жена… рога мн наставила… и что ты княжной родилась! Княжной!.. Холопкой родилась ты! зашиплъ, зашамкалъ онъ отъ злости, — изъ милости своей безконечной сжалилась покойница надъ тобою… за дочь свою приняла… А ты надъ памятью ея ругаешься… Княжна!..

Марина схватилась за спинку кресла… ноги ея подкашивались… что-то безсвязное, острое и невыносимо-мучительное давило ей голову, ныло до тошноты въ ея груди…

— Кто же они — мать моя… отецъ?.. Гд?.. Кто у меня остался? спрашивала она отрывистымъ, надрывающимъ голосомъ…

Но безжалостенъ былъ господинъ Самойленко… Князь Анатолій, — это былъ послдній, невыносимый ударъ для его самолюбія, съ утра, во вс больныя мста его исколотаго Мариною съ какою-то слпою безпощадностью, — князь Анатолій, человкъ ненавистне котораго не существовало для него никого на свт, которому онъ и понын не могъ забыть высокомрно-насмшливаго обращенія съ нимъ, "потомкомъ гетмановъ", когда онъ, бдный армеецъ въ отставк, искалъ руки Мары, пренебреженной этимъ блестящимъ гвардейцемъ, — нтъ, не въ состояніи былъ Іосифъ Козьмичъ простить Марин это имя, это заблужденіе ея… онъ ненавидлъ ее теперь, — ненавидлъ наравн съ тмъ, котораго она посмла почитать своимъ отцомъ!..

— Кто остался у васъ, захихикалъ онъ ей въ отвтъ:- а вотъ я вамъ сейчасъ… сейчасъ покажу, кто у васъ остался!.. Не угодно-ли?

Онъ пригласилъ ее рукой слдовать за нимъ и направился въ кабинетъ.

Она тупо, безотчетно пошла за нимъ…

Въ кабинет одиноко горла свча… Онъ сильно дрожавшею рукою зажегъ о нее другую свчу и прошелъ съ нею въ столовую.

— Эй ты, сопунъ! Ступай сюда, послышался двушк оттуда его голосъ, и затмъ чей-то хриплый, будто испуганный, возгласъ, шумъ упавшаго стула… чьи-то тяжелые шаги близились къ дверямъ…

Вошелъ Іосифъ Козьмичъ — и за нимъ…

Все ясно стало для Марины: та Марья едоровна, на которую намекалъ ей утромъ этотъ ужасный человкъ, это была мать ея… А онъ…

— Вотъ онъ, — мужъ вашей матери… отецъ вашъ по закону! объяснилъ Іосифъ Козьмичъ, поднося свчу подъ самые глаза кузнеца и, выронивъ ее изъ рукъ, всмъ грузнымъ тломъ своимъ упалъ на близъ стоявшій диванъ, какъ бы раздавленный самъ этимъ безжалостнымъ торжествомъ своимъ…

Она шатнулась всмъ тломъ назадъ, словно въ грудь ее кто ударилъ… И тутъ же, неимоврнымъ усиліемъ надъ собой, выпрямилась вся, провела рукой по лицу и прямо направилась къ кузнецу:

— Пойдемте! коротко сказала она ему.

Съ просонковъ, моргая своими красными вками отъ внезапнаго свта, онъ, какъ зврь лсной, оглядывался во вс стороны, не понимая еще, не успвъ сообразить…

— Пойдемте! повторила Марина, притрогиваясь къ его плечу.

— Куда? Какъ бы невольно проронилъ Іосифъ Козьмичъ. Она обернулась къ нему:

— Благодарю васъ, твердо проговорила она, и словно сталью блеснули устремившіеся на него глаза ея, — благодарю за прошедшее… И за сегодняшнее благодарю васъ, примолвила она почти ласково, — за то, что гордость мою покарали… Прощайте!…

— Куда? растерянно спросилъ еще разъ господинъ Самойленко.

— Куда мн слдуетъ! такъ же ршительно отвчала Марина, и ухватившись за рукавъ "хромаго бса": — идемте же… вы отецъ мой… я за вами!…

Безмолвно, оторопло повиновался онъ ей… Они вышли изъ комнаты… Іосифъ Козьмичъ хотлъ вскрикнуть, приподняться, и снова, безъ словъ, упалъ на спинку дивана. Онъ былъ, дйствительно, раздавленъ.

XXI

Безлунная ночь мрачно глядла съ неба; накрапывалъ дождикъ. Кузнецъ и Марина выходили за ограду села, въ поле… Впереди какимъ-то страшнымъ чернымъ пятномъ темнла предъ ними ближняя опушка лса,

— Такъ яжъ же то… вы со мною пойдете? недоумвающимъ голосомъ словно ршился спросить двушку ея спутникъ: до этой минуты они еще словомъ не обмнялись.

— Съ вами, тихо отвчала она.

— А куда же мы пойдемъ? остановился онъ вдругъ на-ходу.

— Куда хотите…