Марина из Алого Рога

— Приходить! такъ и накинулся на него главноуправляющій, — драть тебя, такъ и то мало!…

— Что-жь драть-то! пробормоталъ кузнецъ, перебирая между пальцами свою неизбжную мховую шапку, — напрасно, за что драть-то!…

— Напрасно! подбжалъ къ нему съ поднятыми кулаками "потомокъ гетмановъ": — а колеса въ тарантас моемъ ты смотрлъ?…

— Смотрлъ…

— Смотрлъ, подлецъ, а что хлябаютъ кругомъ шины, не видалъ?

— Новыя, извстно, — ссохлись, объяснялъ Осипъ, конфузливо опуская мшки своихъ вкъ на глаза.

Іосифъ Козьмичъ такъ и затопалъ на мст.

— Такъ на это, распротоканалья ты эдакая, держу я тебя кузнецомъ, чтобы ты, ерепей мерзопакостный…

Голосъ Вермана прервалъ ругательства его на половин.

— Гд у васъ сигары, многоуважаемый? говорилъ онъ, — мои вс вышли…

— А вотъ сейчасъ… Погоди меня здсь, я съ тобой не кончилъ! крикнулъ кузнецу господинъ Самойленко и направился вслдъ за Верманомъ въ кабинетъ.

Дверь за ними затворилась; "хромой бсъ" остался одинъ…

Быстро наступалъ вечеръ. Кузнецъ все ждалъ… но дверь кабинета все такъ же оставалась затворенною… никто не звалъ его. Отмороженная нога его затекла, — онъ осторожно опустился на кончикъ ближайшаго въ передней стула, прикорнулъ головой въ притолк и — тутъ же задремалъ…

Часы въ освщенной гостиной Іосифа Козьмича только-что отзвонили одиннадцать ударовъ, когда онъ съ Верманомъ вышли туда изъ полутемнаго кабинета, въ которомъ они до того времени переговаривались о неожиданномъ оборот, принятомъ ихъ дломъ, и о средствахъ его поправить… Остаться ночевать въ Аломъ-Рог "монополистъ" не согласился: ему, уврялъ онъ, необходимо было захватить въ город одного пріятеля, который съ первымъ утреннимъ поздомъ собирался въ Харьковъ хать, такъ что онъ его едва застать успетъ… Іосифъ Козьмичъ не настаивалъ…

Онъ проводилъ гостя до крыльца.

— Прощайте, до скораго свиданья, почтеннйшій другъ! говорилъ "монополистъ", усаживаясь въ свой экипажъ: — я увренъ, что, при вашемъ ум, все устроится въ лучшему по вашей фантазіи… Марин Осиповн мое почтеніе прошу засвидтельствовать, заключилъ онъ подъ звонъ бубенцевъ и грохотъ задвигавшихся колесъ…

— Я вотъ ей засвидтельствую! пробурчалъ господинъ

Самойленко, оставшись одинъ на крыльц, - и медленными шагами поворотилъ назадъ.

Не усплъ онъ войти въ гостиную, какъ на порог дверей, выходившихъ въ садъ, вырисовалась предъ нимъ стройная фигура Марины, вся свтлая на темномъ фон сада…

Она увидла его, на мигъ остановилась въ дверяхъ и — вошла въ комнату, блдная и спокойная.

У Іосифа Козьмича даже губы задрожали…

— Откуда, сударыня? началъ онъ, едва сдерживаясь.

— Изъ саду, какъ видите…

Она опустилась въ кресло и сложила руки на колняхъ, какъ бы готовясь слушать… Лицо ея приняло выраженіе чего-то преднамреннаго и ршительнаго…

Онъ быстро прошелся по комнат — и вдругъ остановился предъ ней.

— Что же вы цловались тамъ съ нимъ въ саду?…

Какъ отъ прикосновенія горячаго желза, вся вздрогнула Марина.

— Про кого это вы говорите?

— Про кого-жь, какъ не про графа вашего! злобно отрзалъ онъ ей въ отвтъ.

Она улыбнулась, — чего стоило ей эта улыбка!..

— Вы знаете, что это не можетъ быть;- къ чему же вы говорите? тихо вымолвила она, и руки ея упали снова на ея колни.

Господинъ Самойленко никакъ не ожидалъ этого спокойствія, — оно его еще боле раздражило.

— Я всего въ прав ожидать посл вашего пассажа! крикнулъ онъ на нее:- дерзости я еще могъ бы простить, — подлости никогда!..

Марина подняла на него свои потускнвшіе и изумленные глаза: онъ упрекалъ ее въ подлости!…

— Вы осмлились передать ему, захлебывался межъ тмъ Іосифъ Козьмичъ, — передать подслушанное… перевранное вами…

Она только плечами пожала.

Онъ наклонился въ ея креслу, сжимая кулаки…

— Ты меня, сквернавка ты эдакая, захриплъ онъ, забывая уже всякую удержь, — ты меня предъ жидомъ смла воромъ назвать… меня, Самойленку!.. Да мало того, пшіонничать пошла, нашептывать на меня своему… чортъ васъ знаетъ, чмъ онъ теб приходится!..

Она молчала, недвижимая какъ мраморная глыба… Только пальцы до боли стиснутыхъ ею рукъ хрустли въ отвтъ его бшенымъ ругательствамъ.

— Да говори же, отвчай! — его все сильне приводила въ ярость неожиданная ея невозмутимость:- не ты разв отсовтовала графу лсъ продавать?..

— Я ничего не совтовала, все такъ же тихо промолвила она.

— Брешь ты, врешь! затопалъ онъ на нее ногами. Она вскинула на него взглядомъ.

— Солгала-ли я вамъ хотя разъ въ жизни? сказала она только.

— Такъ кто-жь его научилъ! уставился на нее Іосифъ Козьмичъ:- не святымъ же духомъ оснило его, чтобъ онъ съ утра на вечеръ съхалъ, съ хочу на не хочу?..

— Разв такъ трудно ему самому догадаться… что вы его обманываете? отвчала на это Марина.

Искры запрыгали въ зрачкахъ "потомка гетмановъ"… Онъ схватился за стулъ…

— Да какъ ты смешь… въ глаза… мн… еще разъ… Знаешь ли ты… что я тебя могу…

Она еще разъ глянула ему въ лицо.

— Что вы можете? спросила она.

— Въ ничтожество, въ холопство обратить тебя могу! заревлъ онъ, — и стулъ затрещалъ подъ его сильною рукой…